Борис Батыршин - Забытые в небе

И принялся озирать болото, выбирая безопасный маршрут в обход логова неведомой твари. Следовало поторопиться.

Обрез крутанулся вокруг кисти, скоба звонко клацнула, досылая картонный патрон из подствольного трубчатого магазина. «Арни отдыхает» – удовлетворённо подумал Виктор и повторил знаменитый голливудский жест. Вскинул оружие на уровень глаз и застыл, считая до ста. На семидесяти в запястье обозначилась лёгкая дрожь.

«…старею. А ведь когда-то садил с руки из РПК и даже попадал в цель…»

Необычный ствол по его просьбе раздобыли егеря – по уверениям Бича, его даже не пришлось заказывать из-за МКАД. В Лесу со времён Зелёного прилива осталась немало оружейных магазинов, личных оружейных коллекций, музейных собраний – и далеко не все эти сокровища подверглись разграблению. Некоторые лесовики – тот же Бич – и сами собирали редкие, раритетные образчики огнестрела и могли похвастаться поистине уникальными экземплярами, вроде африканского штуцера-дриблинга, или «люгера» с орденом Красного знамени в рукояти и гравировкой «За проявленную доблесть в деле защиты Мировой Революции. Лев Троцкий».

Запросы Виктора были гораздо скромнее. Задумавшись над выбором ствола, удобного в его нынешней однорукой ипостаси, он перебрал массу вариантов, и совсем, было, остановился, на обрезе двуствольного ружья (и стрелять можно с руки, и перезаряжать, зажав под мышкой) – когда вспомнил знаменитый эпизод из второго «Терминатора». Тот самый, в котором Арни верхом на байке лихо расстреливает преследующий его трак. Сказано-сделано: заказанное оружие («Винчестер», модель 1887 со скобой Генри, 12-го калибра) прибыло спустя восемь дней, причём его не пришлось даже подвергать обрезанию – дробовик изначально был изготовлен в виде популярного шварценегерровского коротыша. Осталось поупражняться в перезарядке и заряжании, что Виктор и проделывал с неослабевающим удовольствием при каждом удобном случае.

– Не наигрался? Как мальчишка, честное слово…

– А ты не знала? – Виктор бросил обрез на кресло, где уже лежал наплечный патронташ-бандольер (тоже особый, изготовленный по его заказу лучшими мастерами Леса), и повернулся к двери. – Взрослый мужчина отличается от ребёнка только ценой игрушек. Ну, иногда ещё наличием усов и бороды.

– Только не вздумай бороду отпустить! – ответила Ева. – Терпеть не могу растительность на физиономии!

Он смотрел на неё – домашнюю, в войлочных тапочках и халатике, с рассыпавшейся по плечам тёмными, густыми волосами. Он знал, что на самом деле они снежно-седые, На самом деле, и Ева раз в неделю, старательно подкрашивает корни, а потом долго ходит по Норе в тюрбане из махрового полотенца. Она даже в лаборатории так работала – а Виктор спускался в подвал и останавливался на пологе, вдыхая сложную смесь ароматов трав, снадобий, отваров и невесть ещё чего. Рассматривал ряды колб, реторт, спиртовок, которыми были сплошь заставлены полки и чучело доисторического предка крокодила (Ева называла его «капрозух»), подвешенное под потолком. Как-то раз он спросил: неужели в работе медика и фармацевта так уж необходим этот аксессуар, которому месте скорее в склепе средневекового алхимика? «Хочу, чтобы всё было точь-в- точь, как в пещере Гингемы. – с усмешкой ответила Ева. – Помнишь такая ведьма из «Волшебника Изумрудного города? Вот состарюсь окончательно, стану горбатой, морщинистой – и будет тогда полное сходство. Что до алхимии, дорогой – а с чего ты взял, что я ею не занимаюсь?»

Положим, насчёт старости – это она преувеличила. Недаром говорят в народе: «сорок пять, баба ягодка опять» – и кому как не Виктору, знать, насколько это справедливо. Конечно, лет ей куда как побольше, но всем известно как Лес влияет на возраст. Да и в омолаживающих снадобьях она знает толк – вон какая кожа упругая, что на лице, что… хм… в других местах.

Правда, на запястьях и шее всё же проглядывают предательские морщинки, но куда меньше, чем у её ровесниц из-за МКАД. Даже у тех, кто не жалеет денег на дорогущую пластику.

А грудь? Почти не обвисла – крепкая, как у молодой, ещё не рожавшей женщины. Оставшаяся в Новосибирске жена Виктора не может похвастаться такой грудью – а ведь она моложе на верных пятнадцать лет…

Воспоминание о жене привычно кольнуло сердце – и он столь же привычно прогнал его прочь. Прежняя жизнь сгорела, в Грачёвке, вместе с лечебными слизнями, вытянувшими из раны друидский яд. Как он там назывался – Анк-Тэн, «сок мёртвых корней»?