Артем Матюшенко - Приграничное владение

– Сам-то? – Петр Иванович усмехнулся. – Да недели две и подержал винтовку в руках. Брат у меня военным был, потом в белой гвардии у Деникина, против красных воевал. Погиб в самом начале двадцатого, под Таганрогом. Вот и я, двадцатитрехлетний студент-недоучка, добровольцем тогда пошел. А через две недели красные Крым заняли, резня страшная получилась. Но мне тогда, можно сказать, крупно повезло. Сбежать удалось, домой даже посчастливилось вернуться. Мать и отец в восемнадцатом, во время беспорядков еще погибли. Остался один, аки перст. Квартирку нашу, четырехкомнатную в центре города власти забрали, так у знакомых поначалу в комнате ютился. Работать устроился учетчиком при паровозном депо, потом на телеграф при железной дороге перешел.

А в двадцать четвертом арестовали, дознались что брат у белых воевал, да и сам за барона Врангеля повоевать успел. Хотя какое там, повоевать гм… – Крякнул он и продолжил. – Да один хрен, осудили как пособника бандитов готовящих контрреволюционный мятеж. Правду сказать – был грешок, общался я по глупости своей с бывшими приятелями, да армейцами царскими.

Правда и здесь повезло, что сразу не расстреляли. Пять лет успел на Соловках отсидеть, потом тут оказался. Еле живой, прямо с лесоповала. Там не помер, так потом здесь орденские, чуть в распыл не пустили. – Опять криво усмехнулся рассказчик.

– Как так, Петр Иванович? Вы же вроде в империи на обжитых территориях оказались. Или я путаю что-то?

– Да нет, молодой человек, все верно. Подобрали меня крестьяне, в лесах недалеко от восточной границы, выходили, откормили. Но тогда братство ордена, жесткую политику проводило, мол несут эти попаданцы ересь в наш мир и все изменения, что от них происходят – только во вред! Вот и грозило мне если не публичное сожжение на костре, то пытки и пожизненное заключение. Из огня в общем, да в полымя! Хотя… – Он хохотнул. – в моем случае совсем наоборот с северов да на костер.

– Это орден братства святого очищения? – Заинтересовался Клим. – Есть и у нас в столице от них представитель, скользкий и мерзкий надо сказать тип. Как только отец его терпел?

– Он родимый – святого очищения. Аналог надо сказать нашей средневековой инквизиции, чтоб им пусто было. – Кивнул Петр Иванович. – Выручил меня тогда Кастор, инсценировал мой побег, а сам с верным человеком сюда отправил. С твоим отцом, их давняя дружба связывала, так он без разговоров меня принял.

Меня Кастор, от смерти спас, но за то и сам претерпел. Лишился в академии высокого места своего, но меня не выдал, за что ему благодарен по гроб буду. Вот так я и попал в ученики к академику, а в дальнейшем и в помощники его работ по открытию канала. – Вздохнул русский. – Вместе и расчеты все делали. Он-то еще свой магический дар задействовал, а я знаете к магии совсем не восприимчив оказался, так только практически к делу и подходил. Да-с! Только все равно, большую часть времени пришлось в охраняемом помещении провести, вначале шпионов ордена опасались, а потом когда все силы на канал бросили, всерьез им занялись – так из режима секретности. Это же я, уже четвертый десяток в арестантах, там да тут!

– Петр Иванович, ну не надо совсем драматизировать! Вы можно сказать в летней резиденции на правах хозяина были. Вам и гулять свободно разрешали и в деревню ходить, на рыбалку и на охоту с моим отцом и бароном Де-Гиртом постоянно ездили. А что под присмотром, так извиняйте, как вы сами выразились – режим секретности, однако! Я вот сам до этой тайны допущен не был, только когда отец пропал, мне его письмо и бумаги академика передали. Тоже выходит допуска не имел, хоть и наследник! – Криво усмехнулся Клим. – Ну и сейчас режим секретности никто не отменял, но теперь когда канал есть и находится в довольно устойчивом положении, пора переходить ко второй части всей задумки, а именно вытянуть наше маленькое феодальное государство из того болота в котором оно находится сейчас, ведь положа руку на сердце, от нас скоро простые крестьяне разбегаться начнут. Хоть и земли есть и довольно плодородные земли, так уровень жизни по сравнению с империей ниже. Если там уже дороги мощеные по всей империи, то у нас в распутицу в грязи утонуть можно. Да и столицу говорят уже полностью керосиновыми фонарями освещают, а у нас действительно средневековье темное! Крестьяне до сих пор при лучине вечера коротают.

– Да, вы правы, лэр! Как все-таки необычно слышать от вас русскую речь без всякого акцента, а ведь два дня назад мы с вами только несколько фраз зазубрили.