Алексей Рагорин - Ракетчики

— Что делать с расизмом? Вы утверждаете превосходство русских, ариев, над недочеловеками. Как у Гитлера. Я, например, тувинец. Вы грузинам поражение в правах устроили. И так далее.

— Я не могу нормально ответить Александр Владимирович. Оно так и есть. Ряд рейтингов дискриминируют национальные особенности. В том числе, по детям. И по культуре. Впрочем, если нацмен экзамены по языку сдал хорошо, акцент укладывается в нормы, он не исповедует национальную культуру, то может расти и расти. На флоте — так. Александр…

— Ладно, сам расскажу. Двоечник. Судари, дело в том, что войны идут за власть над землёй. Мелкие — на малых участках Земли. Земля, территория — ресурс. Российская империя ещё при царе Горохе жизнями солдат заплатила за Польшу, Финляндию, Среднюю Асию, Кавказ. Первые две — потеряны безвозвратно. Вторые регионы мы удержали. С огромным трудом. Что дальше? Как быть с местным населением? Оно враждебно, затаилось, точит нож, чтоб ударить в спину. Английский вариант, удобный для врагов человечества: геноцид. Девяносто девять процентов уничтожается, один процент загоняется в гетто, зоопарк такой. Наряжают в забавную одежду и показывают туристам. Есть другой вариант: ассимиляция, растворение по-нашему. Другой язык, танцы, одежда дают повод для ложной гордости. Это та щель, которую расковыривают враги, чтобы разделить и стравить. Национальные восстания могут разжечь. У нас их было несколько штук. На Западной Украине, в Прибалтике, на Кавказе. Пришлось лить кровь. Через три поколения подобные происки врагов будут невозможны. Государственный язык один, русский. Национальные нигде не используются, не поддерживаются, в школах не изучаются. СМИ на нацязыках запрещены. Остаётся только семья. В присутствии людей, не знающих национальный язык, общаться на нём нельзя — наказываем. Метод вытеснения в полный рост. Это ущемляет что-то, несправедливо с точки зрения завоёванных и присоединённых народов. Но разумно с имперской точки зрения. Культура и язык будут, в перспективе, единые, русские. Но расизма нет. Мы не считаем кого-то глупее, недочеловеком. И не заявляем это нигде. Геноцида нет. Вариант на жизнь есть у всех. Ещё могу добавить, что евгеникой мы занимаемся. Это не отрицательный метод, как геноцид, а положительный. Всех достойных людей мы заставляем размножаться, оставлять потомство. Вас не минёт чаша сия. Если вы подтвердите ваш уровень, наберёте высокий рейтинг делами, мы вас заставим плодить детей.

— Ха-ха-ха!

— Зря смеётесь. Александр Владимирович не шутит. Я и подумать не мог, ещё лет пятнадцать назад, что у меня их будет столько. Но я не жалею. Всех люблю. И жён. Всех трёх.

— Ха-ха-ха!

— Всё равно! Вы нам мозги не пудрите! Налицо признаки фашизма. Фашистское государство получается. Тот, кто не соответствует определённым параметрам, не имеет права на жизнь в обществе.

— Частично вы правы. Есть такое дело. Мне свояк рассказывал один случай. Про бабку одну. Она работала в Союзе товароведом, на промтоварах: духи — туда, мыло — сюда. Мы её люстрировали. Детей она не завела, родственников нет, в новую жизнь она встраиваться не захотела: няней работать, оператором. Пенсию она у нас не заслужила, рейтинг имела низкий. Сейчас, кстати, пенсий нет совсем. Отменили. Ладно. Про бабку ту. В сельский дом престарелых перебираться она не захотела. В Ростове у неё была хорошая квартира. Пошла она на пляж летом. Заснула на матрасе. Её унесло в море. Вот… Ветер в Таганрогском заливе от берега был. Лодка у спасателей не завелась. Их потом, кстати, наказали. В вещах бабки нашли карточку-паспорт. Вышло, что её спасать невыгодно: её жизнь не стоит горючки вертолёта. Всё. Её никто не спасал. Сгинула.

— Вот! Я и говорю: фашизм!

— Ладно, Журавлёв, я отвечу сам. Начнём издалека. Со слов. Фашизм предполагает монархию. Итальянцы и румыны были фашистами, а немцы — нет. Они были национал-социалистами. Им коммунисты ярлык приклеили, ибо неудобно было: сами социализм строили. Подмена понятий. Для толпы, для непосвящённых, нижних каст. Дальше. По сути. Мы избрали честный подход к вопросу цены жизни человека. Цена, она всегда для кого-то, а не абстракция. Наш субъект: народ. Мы честно, пускай и приблизительно, насколько точны рейтинги, определяем цену, ценность человека. Для народа. И справедливо относимся к нему. Заслужил — повесим, нагрешил — в лагерь, исправился — домой. Если не нужен, бесполезен, не старался — сам виноват. Увы.

— Но бабка могла исправиться!