Егор Чекрыгин - Хроники Дебила. Свиток 5 (вычитка)

…Только вот, — намекал ему я, — мечтают стать ирокезами многие. Да не всем это дано. А вот у Никсоя, благодаря удачному замужеству евоной тетки, шанс на это есть! И только от него теперь будет зависеть, воспользуется он этим шансом, или просрет свое Щастье.

Короче, задурил парню голову. А надо сказать, голову довольно светлую. За тот месяц с небольшим, что он был с нами, Никсой уже худо-бедно научился различать все буквы и даже читать по слогам, благо, учителей у него было предостаточно.

Так что на прощание я планировал подарить ему Азбуку и пару-тройку записанных баллад для чтения. А также повелеть присылать мне или в Олидику с попутными караванами ежемесячные отчеты о происходящих в Иратуге делах, тонко намекнув, что от количества и длины этих посланий будет зависеть его дальнейшая карьера. Не то чтобы я всерьез надеялся таким образом узнавать что-то полезное. Просто парню будет полезна письменная практика. А главное, постоянное напоминание, что он из нашенских. А то закружит его эта иратугская круговерть, найдутся новые хорошие наставники, кумиры и образцы для подражания, и пропал Никсой для ирокезского общества!

Так что процедура передачи моего ученика в руки нового наставника не стала для моего двоюродного племянника ни неожиданностью, ни трагедией. И прошла, можно сказать, вполне себе буднично и по семейному.

В отличии от той головомойки, что устроили мне драхтовичи, торгуясь по поводу новой краски.

Для начала, они решили меня совсем уж по-детски кинуть, предложив обменивать краску на овец по весу. Ага, за одну овцу равное ей по весу количество бесценного пурпура. И при этом лыбились такими по-детски хитрыми улыбочками, что я едва не согласился, расплывшись от умиления от такой непревзойденной наглости. Ведь это примерно тоже самое, что смотреть, как маленький пушистый котенок тырит со стола мясо.

Несмотря на все мои иратугские подвиги, эти вонючки реально принимали меня за дремучего степного дикаря, готового отдать целое стадо больших братьев за бронзовый ломик весом в пару килограммов.

Так что я постарался изобразить такую же идиотски-хитрую улыбочку и для начала высказался в том плане, что буду брать за краску десятикратное по весу количество бронзы.

Вонючки-драхтовичи (начинаю подозревать, что «вонючками» их прозвали отнюдь не только из-за запаха) наконец-то посмотрели на меня с уважением, и торг пошел. И шел он почти до самого вечера.

Меня убеждали, что выданная мной на пробу краска ни на что не годится, в доказательство чего прямо у меня на глазах покрасили кусок ткани и прополоскали его в воде. Естественно, краска почти сразу смылась. Но я на это не повелся и тонко намекнул, что коли драхтовичи такие неумехи, что не знают способа удержать краску на ткани, мне, вероятно, следует обратиться к другим мастерам.

Драхтовичи, естественно, оскорбились и начали рассказывать, какое же это непростое дело — окраска тканей. И почему никто во всем мире кроме них не способен делать его так хорошо.

Я в ответ поведал, как зимой я с учениками бросался в ледяные воды бушующего моря, чтобы на невероятной глубине вырывать из лап морских чудовищ малюсенькие ракушки. И как тяжело и сложно мне приходилось камлать, чтобы заставить эту ракушку отдать свою краску.

Короче, мы заливались соловьями и навирали с три короба, пока наконец не пришли примерно к первоначальному моему предложению — барыши пополам. В том плане, что они окрашивают ткани нашей краской и половину отдают нам.

Я было, с целью оптимизации процесса и вовлечения в цепочку производства Олидики, предложил им, чтобы ткань для окраски делалась там, а в Иратуге только окрашивалась. Но меня внаглую высмеяли — только в Иратуге делают по-настоящему правильную и хорошую, плотную, но и очень мягкую ткань, а весь остальной мир — сплошь безрукие идиоты и мошенники.

С этим как-бы пришлось согласиться и отвалить в сторону.

В сторону своей комнатенки, в которой меня ждала свежеобретенная супруга.

…Да. Помните, что я говорил про местные стены, словно бы созданные для любознательных ушей? Уже на подходе к своей комнатушке я услышал, как внутри заливается голосок, несомненно принадлежащей моей дражайшей женушке.

— …а так не видно… Но Он у него величиной с… с… с дерево! И эта того — неутомимый, как… как ручей. Вообще не прекращает…

А еще…

Дослушивать я не стал, а усмехнувшись, откинул занавески, заменяющие нам дверь. Дражайшая супруга сидела в окружении сопляек еще младше ее по возрасту и пусть неумело, без знания теоретической базы, но явно самозабвенно им врала.