Дмитрий Зурков - Бешеный прапорщик. Части 1-17

Доктор покраснел и отрицательно покачал головой, опасаясь, что голос невольно выдаст обман и одновременно незаметно, скрестил пальцы, отчаянно надеясь, что академик всего этого не заметил.

- Значит ничего нового, - подытожил Павлов, - жаль, но время ПОКА терпит. Придется видимо обратиться за содействием к принцу Ольденбургскому. Уверен, что ответ на запрос, подписанный его Императорским Высочеством, получим незамедлительно.

Но наш разговор, Михаил Николаевич, натолкнул меня на одну идею. Скажите, Вы знакомы с научными работами итальянцев Анджело Моссо, Чезаре Ломброзо и Виторио Бенусси доказывающими возможность инструментального выявления лжи?

- Иван Петрович, но все это попахивает средневековьем, шаманство какое - то: измерять пульс, обнюхивать потовые железы. Так может, в качестве эксперта пригласим осла с измазанной в краске хвостом, хе - хе - хе?

- Не скажите, коллега, не скажите. Наш с Вами великий предшественник Авиценна по пульсу не только ставил диагноз, но и если верить легенде, спас от смерти несчастную девушку, вычислив адрес и имя её возлюбленного. А если обратиться к современности, то еще в 1895 году для выявления лжи применили - гидросфигомометр, а совсем недавно и пневмограф. И эти доказательства приняли даже в суде!!!! А по данным, которые мы получили, благодаря нашей разведке за океаном американский психолог Уильям Мартсон активно работает в этом направлении.

А посему, Михаил Николаевич, формируем группу: я осуществляю общее руководство, Павел Иванович Ижевский используя свои старые связи с учениками Попова - курирует техническую часть исследований, а за Вами - выдвижение кандидатур психологов и невропатологов. Тему назовём - "Локки". Задание - до конца 1915 года создать действующий образец прибора, и подготовить его к производству хотя бы в виде опытной партии. Сам аппарат пусть именуется "полиграф". Звучит академически, а суть скрыта.

Но на сегодня - всё, отдыхаем. Завтра нам предстоит серьезная работа.

С предложение "прерваться" Голубев, согласился с энтузиазмом, правда он предполагал срочно поставить в известность капитана Бойко о том интересе, который проявляет академик Павлов к Гурову и о возможном запросе от имени принца Ольденбургского. Задача была не из легких, ибо военная цензура и перлюстрация почтовой корреспонденции стала притчей в языцех и модной темой страшных историй о "черных кабинетах", рассказываемых во время интеллигентских посиделок с проклятиями в адрес "царских сатрапов и душителей свободы". В действительности все обстояло одновременно значительно проще и сложнее. Существовала сиќстема осмотра почтовых отправлений. Вся корреспонденция, постуќпающая в военную цензуру, подразделялась на категории:

1) письма, отправленные за границу (заказные, простые, страхоќвые, посылочные);

2) письма, прибывшие из-за границы (заказные, простые, страхоќвые, посылочные);

3) корреспонденция в действующую армию и из неё;

4) внутренняя переписка по специальным секретным предписаниќям, шифрованная, условная и непонятная по своќему содержанию.

Штат военных цензоров был не велик, но зато среди работников попадались настоящие уникумы. И именно такой специалист благодаря стараниям ротмистра Воронцова работал на филиале почтового отделения на территории Института. По иронии судьбы его имя и отчество, да и внешность совпадала с известным персонажем Гоголя - Акакием Акакиевичем. Но стоило поближе познакомиться с этим скромным разборщиком писем, как эта ассоциация таяла как туман. Знание нескольких европейских (и не только) языков, навыки химика, фотографическая память, педантизм в работе, и, способность быть совершенно незаметным делали его незаменимым.

У Акакия Акакиевича выработался удивительный "нюх": он мог определять содержание письма по его наружному виду или по почерку адресата. Однажды эту способность проверил лично академик Павлов, который заключил с ротмистром Воронцовым пари и, с треском его проиграл. Ему предъявили несколько почтовых конвертов из личного архива Ивана Петровича, и без малейшей ошибки Акакий Акакиевич отделил послание аристократа, от коммерсанта, чиновника от литератора. Впрочем, Павлов абсолютно не огорчился, а наоборот обрадовался своему проигрышу и приказал удвоить жалование столь ценного работника.

Неудивительно, что уже утром на столе у Ивана Петровича лежал лист с наименованием полевой почты, куда адресовал своё письмо доктор.