Евгений Мисюрин - Хроники пикирующего Икаруса

– Кто такой Герасим?

– Это мой друг. Он искин корабля, на котором мы прилетели.

– Разве может искин быть другом людей? Искин жене живой.

– Да что бы ты понимала, кукла, – отвечаю. – Какая мне разница, от папы с мамой он родился, или его на заводе сделали, если как личность – настоящий человек. Так что Герасим мой друг и я его не брошу.

Она даже на секунду не задумалась.

– Можем включить его в общий кластер.

И тут я вспомнил наш с ним разговор, тайные желания бывшего сполота…

– Даша, а нельзя ему, ну вот как тебе? Тело, в общем, сделать?

– Будучи включён в кластер на территории базы твой искин сам сможет создать себе любое необходимое для выполнения задачи тело. Конечно, не естественное. Именно, как у меня. Зримое, осязаемое, но не живое.

Этот хитрец, оказывается всё слышал, потому что тут же у меня в мозгу аж закричал от возбуждения:

– Спроси, я останусь привязан к Икарусу, или можно меня к остальной компании перенести.

– Конечно, его материальная часть будет включена в состав станции. А ваш кораблик я вообще советую утилизировать.

– Как утилизировать?

Я аж чуть на неё не кинулся. За это время Икарус стал мне совсем родным, я даже его подсознательно домом считал. И вдруг так запросто: «утилизировать». Будто мусор. Не хочу!

– Нет!

– Смотри. Тебе решать. Если хочешь, можем и оставить. Место есть.

– Даша, а давай, я его отремонтирую? Я умею.

Даже не представлял, что искины могут так хохотать. Нет, ну понятно, Герасим. Он у нас личность героическая. Бывший сполот, ветеран всяких битв с толпами зомби и всё такое. Но эта-то чего?

– Я всё поняла, – говорит.

Ага, поняла она. Дура! Да я, может, судьбу свою с Икарусом связал. Это же не просто системный транспортник, а… а… полноценный член нашей маленькой команды. Что я, с того склада на каком-нибудь тамошнем боте улететь не мог? Да запросто. Но ведь не стал бросать своих. А она: «утилизировать». Да я её сам утилизирую!

– Не надо нервничать. Я всё понимаю. – и рукой меня по голове погладила.

Хорошо, Тавадиэль не видит. Она и так к этой железке ревнует, а сейчас бы руку ей, наверное, откусила. А Даша продолжает:

– Мы приведём твой корабль в порядок, укомплектуем необходимым оборудованием, и даже сделаем переносное гнездо для подключения искина. И тогда вы все вместе сможете на нём летать. Я же вижу, как много воспоминаний связано у тебя с этим транспортом. Не волнуйся. Никто без тебя ничего с твоим Икарусом не сделает. Можем спокойно приступать к лечению. Согласен?

– Ну, если все мои будут в порядке, то согласен, – нехотя ответил я.

И тут же уснул.

Я провёл в медицинском блоке шесть дней и один час. Не то, чтобы это важная информация, просто это было первое, что я понял, когда проснулся. Сразу, ясное дело, ничего не почувствовал. Ложился-то не больным, конечности все по списку тоже присутствовали. Так что, ну, повалялся и повалялся. Поспал…

Но когда вылез из капсулы… Кстати, она там стационарная, а над ней прикреплен здоровенный металлический паук киберхирурга. С десятью лапами, и в каждой что-то закреплено – где лазерный скальпель, где зажимы, где вообще непонятные мне инструменты. Но, думаю, для пациентов просыпаться и видеть над собой такого вот железного монстра не очень приятно.

Так вот, выползаю я из-под этого паучка, и понимаю, что я теперь другой. Изменились чувства, появились новые. Я, например, теперь очень хорошо представлял себе всю станцию, даже те места, где не был. А я, считай, вообще нигде не был, кроме ангара.

А тут пожалуйста – прекрасно знаю, где, скажем, жилые отсеки и как туда добраться. Или дорога в рубку управления, лабораторию, библиотеку. Станция-то немаленькая.

Кроме того, я легко вызвал Дашу, чтобы проводила меня к Тавадиэль. А потом уже мы вместе прошли в лабораторию. Нам нужно было многому учиться.

Занятия продлились больше месяца. И когда они закончились, я, наконец-то почувствовал себя готовым продолжить дело своих предшественников. Осталось только выбрать планету.

Лучше всего, по данным семисотлетней давности, для посева подходил Лан. Но, к сожалению, он превратился в газовый гигант. Оставались два шарика внутри пояса астероидов. Третья и четвёртая. Долгие споры ни к чему не привели, у каждой планеты были как свои достоинства, так и недостатки. Но остановились мы на третьей. Орбита у неё круглее, угла наклона не было совсем, а это играло важную роль в нашем деле.

Сейчас очень сложно объяснить всю серьёзность работ, которые велись на станции, и по наследству продолжать которые предстояло мне. Непосвящённому человеку не растолковать, что смысл существования вселенной – это непрерывная борьба света и тьмы. Лишь только она прекратится, кто бы при этом ни победил, закончится всякое движение в космосе. А движение – это жизнь. Я бы и сам ничего не понял, если бы не дни, проведённые в медотсеке, а позднее и в учебном зале с виртуальным шлемом на голове.