Петр Мамченко: Служитель милосердия

Недовольство росло и ширилось постепенно. Народу надоели войны, возмущало, что торговля почти замерла — кто торгует с врагом, что ночами стало опасно выходить на улицы — тайные люди правителя могли в любой момент схватить за любое, мнимое или истинное преступление — а наказанием в любом случае было смертоносное касание мага, вливающего твою жалкую жизнь в нескончаемый поток, хранящий тирана. Последней каплей стали постоянные пропажи детей, ведь преступников уже не хватало. Новорождённые младенцы после наложения заклятья за день умирали от старости, взрослых хватало на час-два. Ни закупленные за границей рабы, ни пленные, захватываемые в череде никому не нужных войн, не могли компенсировать растущие потребности С'лмона. Как кровожадный безумный бог С'лмон требовал всё новых и новых жертв, и был неистощим на идеи, откуда ещё взять жизни, чтобы обманутая смерть не нагнала его самого.

Но ещё находились глупцы, не желающие видеть истины, и отчаянно защищающие правителя. Опасные глупцы, вроде меня самого.

Я был в ужасе, разозлился на остальных генералов, ничуть не потрясённых этим известием. Они не посмели мне помешать. Я собрал весь резерв, не принимавший участия в битве, забрал и всех, кто ещё мог сесть в седло после изматывающего боя.

Почти неделю мы неслись, загоняя лошадей и конфискуя новых — именем повелителя. Я до последнего человека забирал солдат из гарнизонов городов, зачастую бросая ещё лояльных граждан на милость мятежников, обходил стороной восставшие города, чтобы не терять и часа драгоценного времени, мои войска сходу сметали лошадьми всех, кто пытался нас задержать, терпя чудовищные потери и не задерживаясь, чтобы помочь своим раненым и похоронить убитых. Для меня весь мир сузился до дороги, ведущей в Ва'аллон, в единственную цель — успеть защитить Справедливейшего. И я успел…

Великий город лежал в руинах, от вони трупов было почти невозможно дышать. Там, где сражались не только сталью, но и магией, обрушились даже небесные башни. Мои собственные солдаты говорили, что боги покарали Ва'аллон за жестокость и тщеславие, устроив в нём ад на земле. Но дворец ещё держался, осажденный бесчисленными ордами мятежников, не прекращавших штурм ни днём, ни ночью.

Я атаковал всеми силами, хотя многие мои солдаты падали от усталости, но мятежники бежали, не зная, что со мной только малая часть не самой большой армии. Безоружные люди бросались на тяжёлую конницу, пускали в ход зубы и ложились прямо под копыта, любой ценой стараясь нас задержать. Красавицы из знати срывали с себя одежду, обещая любовь тем, кто покинет тирана, священники даже враждующих храмов призывали верных не становиться на сторону чудовища С'лмона, проклятого в жизни и смерти. В тот день мой клинок впервые лил кровь стариков и женщин, и даже детей, и лишь моя воля удержала войско — пусть и не целиком. Мы прорвались и влились в гарнизон дворца, удвоив силы защитников и на время вернув им боевой дух.

Мудрейший сказал: «Моя жизнь в твоих руках, герой» — и мой меч пролил реки мятежной крови. Я стал демоном и для своей страны.

Четыре дня и пять ночей мы сдерживали напор обезумевшей мятежной толпы. Я спал, когда падал от усталости, ел, когда мне совали что-нибудь в рот, или просто уже не мог терпеть боль в желудке. Но не все были готовы умереть за С'лмона, а странные слухи о его последних указах и действиях наносили раны опаснее, чем оружие мятежников. На моих глазах защитники дворца срывали свои знаки и королевскую символику и били в спину ещё верным, открывали ворота и подавали руки лезущим на стены бунтовщикам.

С горсткой своих солдат, преданный дворцовой стражей, я вёл бой в покоях дворца против недавних союзников и граждан Ва'аллона. Многие ещё верные бойцы умерли или едва держались на ногах после яда, подложенного в последний ужин, приготовленный дворцовой прислугой, несколько было убито наложницами самого С'лмона!

Правитель перебрался в караульную перед подземной темницей и подвалами. Там было довольно припасов на долгие годы, а попасть туда можно было только одним путём. Увидев этот пробитый в скале коридор в три шага шириной, извилистый и с неровными стенами, я понял, что пришёл мой час. Здесь против меня противники могли сражаться только по одному, а стрелы или дротики мало что могли сделать.

Я отослал в караульную оставшихся верными три десятка бойцов, и занял позицию. Был рассвет пятого дня, и к ночи должна была подойти основная часть моей армии, которую генералы вели с вызывающей неспешностью, вступая в стычки с каждым мятежным гнездом. По остальным войскам информации не было совсем. Всё, что требовалось от меня — это продержаться целый день в поединках один на один, окончательно войдя в легенды, или умереть, не увидев результатов своего провала.