Василий Криптонов - Потерявшие судьбу

Освобожденные узники на повозках тянули шеи и слушали Сардата с выражением одинаковой надежды. Эти готовы поверить всему, идти куда угодно. Барачные же слушали более настороженно.

— А если не пойдем? — спросил жилистый мужчина лет тридцати. — Что, перебьете тут, кровь выпьете?

— Дорогу домой знаешь? — повернулся к нему Сардат. — Шагай и не оглядывайся. Твоя свобода, что хочешь — то и делай. Только вот о чем сперва подумай. Пусть не все, но многие из тех, что уйдут сейчас с нами, вернутся. Именно им будет принадлежать новый мир, потому что они и только они зубами вырвут его у самой смерти. И вы будете смотреть в глаза им. Смотреть и просить, чтобы о вас позаботились. Пищать, что вы — тоже люди, тоже имеете право на счастье. Так вот, право это заслуживается сейчас. Хочешь жить счастливо? Иди и заслужи свое счастье. Доволен бараком? Иди и живи в бараке. Но если твои бывшие друзья вернутся с победой — там и оставайся. Потому что это — твой выбор. Твоя свобода. И твое счастье. Такой расклад. Не нравится — поплачь.

Сардат говорил и видел, что слова попадают в цель. Что-то пробуждалось в людях. Нет, не во всех. Многие посмеивались, иные махали руками — Сардат сразу забывал про них. Не тот случай, когда важно подчинить всех. Пусть будет раскол. Зато те, что выберут верный путь, будут чувствовать свое превосходство над трусливыми собратьями. Да, будут ворчать, завидовать, что те спят в тепле и едят, небось, досыта. Но как только за плечами окажется первая победа, переменится все.

— Нам и драться даже нечем, — не сдавался мужчина. — Отродясь токмо пахать умели. Много навоюем-то?

Он уже согласен. Уже в пути. Просто надо объяснить это ему самому и тем, кто сейчас, затаив дыхание, ждет итога.

— Как тебя зовут? — спросил Сардат, проходя мимо. Он направлялся к повозке, в которую свалили все содержимое оружейной комнаты барона Модора.

— Меня? — удивился мужчина, поворачиваясь вслед за командиром. — Меня — Саспий, а чего?

Сардат, жестом попросив заключенных отодвинуться, выбрал из кучи оружия в повозке копье.

— Держи, Саспий, — сказал, всучив копье мужчине. — Это — твое оружие. Жену когда-нибудь палкой уму-разуму учил? Вот это то же самое, только с острым концом, чтоб даже до вампиров доходило, где их место. Что еще тебе нужно, чтобы поверить, что ты — сильный и свободный? Коня? Запросто. — Подвел серую лошадь, из тех, что оставили воины-вампиры. — Прошу, садись. Или из близких кого усаживай.

Саспий огляделся, держа копье, будто горячее, одними пальцами. Поежился, потому что на него смотрели все. И друзья-товарищи по баракам, и эти, похожие на выходцев с Той Стороны, заключенные, и напоминающие кучи листьев партизаны. Даже Аммит, Сиера и Рэнт — самые пока непонятные ему во всей этой ситуации — тоже застыли, глядя на него. Почему-то так получилось, что Саспий оказался главным, он принимал решение.

Руки твердо обхватили древко. Тупым концом копье грянуло в землю.

— Ну, веди, что ли! — весело воскликнул Саспий. — Поглядим, каково оно — господами-то быть!

Трепещет свет керосиновой лампы на пожелтевших от старости страницах. Медленно шевеля губами, Арека проговаривает слово за словом. Со лба скатилась капелька пота. Дочитав длинное, сложное предложение, Арека минуту сидела, глядя в стену.

За последние годы кое-что в спальне принцессы изменилось. Исчезли куклы, вместо них в углу громоздится большой письменный стол, за которым Арека день за днем штурмует грамоту. Настоящую, а не ту, что дозволена людям. Глаза уже слипаются, но до отмеченного в книге места еще далеко.

Арека встала, прошлась по комнате. Слишком душно. Щелкнула шпингалетом, отворила окно. Подышав летним ночным воздухом, который не слишком отличался от того, что в комнате, Арека вернулась за стол. С улицы доносятся песни — люди в бараках уже не страдают от голода, освоились с новым житьем.

Неделю назад, правда, новый приказ господина растревожил притихших пленников. Мужчин освободили от полевых работ и заставили копать ямы в казалось бы случайных местах города. Никто не знал, зачем. Никто, кроме Эрлота, разумеется.

Арека постаралась отрешиться от тяжелых мыслей. Палец заскользил по строчкам. Губы шевельнулись:

— По-сле а-та-ки на у-кре-плен…

— Кончились твои дни, дитя!

Арека подскочила на месте, взгляд метнулся к окну. На подоконнике, свесив ноги в комнату, устроилась герцогиня Атсама. Длинные волосы свисают на лицо, голова наклонена, пальцы хищно тянутся к Ареке.