Ли В.Б.: Характерник

На следующее утро наставник проверил мой первый урок с саблей, поправил немного, похвалил, для начинающего неплохо. Показал новые приемы, как атакующие, так защитные, посмотрел как их я выполняю, а потом принялся отрабатывать в тренировочной схватке. Раз за разом попадал под его удары, пусть и легкие, но все же чувствительные, особенно по рукам и ногам, сам же я ни разу даже не коснулся учителя в своих атаках. После часа моего избиения сделали перерыв на завтрак, затем я продолжил занятия с новыми приемам, а Данила Степанович ушел по сечевским делам. Вернулся он к обеду, к тому времени я, закончив тренировку, повозился с конем, убрался дома и во дворе, приготовил на печи в летней кухне борщ и жаркое из оставленных учителем продуктов. Дома и в общежитии мне нередко приходилось готовить обеды и ужины, так что сложностей со стряпней у меня не было, если не считать небольшие мучения с печью.

Обед старому казаку понравился, это было понятно без слов, когда он вначале осторожно распробовал мое творение, а потом за обе щеки уплетал приготовленные блюда. Позже он, сидя на завалинке и довольно потягивая трубкой - "люлькой", заявил: Иван, быть тебе в походах кашеваром! Добре готовишь, смачно. И не отказывайся, нужное дело, а тебе почет от казаков, кушать они любят.

А потом призадумался, спустя недолгое время продолжил: Только надо придумать, откуда у тебя те таланты, коих Иван отроду не имел, да и язык твой, слова мудреные, какие никто и не слыхивал. То, что ты многое казацкое не знаешь, понятно, и не такое бывает после тяжких ран, особенно на голову, назовут тебя Беспамятным и все примут как есть. Но вот иную твою природу потерей памяти не объяснишь, казаки глазастые, сразу поймут, что ты чужой. Придется мне перемолвиться с кошевым, чтобы не было тебе худа от подозрений в злом умысле. А переселение душ Ивану Дмитриевичу ведомо, да он сам может убедиться, посмотрев на тебя. Медлить не будем, завтра с утра и пойдем к нему.

До вечера учитель занимался со мной травами, в завершении устроил небольшой экзамен по ним. Затем перешел на лечение болезней и ран, показал, как их обрабатывать, поведал о целебных мазях, которые сам он и варит. Ужин готовил я, можно сказать, по умолчанию, даже и не обсуждалось. Блюда на вечернюю трапезу рыбные, так повелось у казаков, живущих на реке. Кроме двойной ухи пожарил стейки из семги, подал в сметанном соусе, жаль только, нет тех приправ, которыми я привык пользоваться дома. Но и без них получилось неплохо, на мой вкус, а учитель кушал с прекрасным аппетитом, только нахваливал и славил бога за чудного повара. После ужина я, лежа в постели, пытался войти в транс и увидеть свой огонек, так в трудах и заснул, не дождавшись нужного видения.

На следующее утро, после привычной уже тренировки на саблях и завтрака, вышли с Данилой Степановичем на улицу и направились к кошевому атаману. Это мой первый выход "на люди", за эти два дня, как встал на ноги, со двора не выходил. С гостями, приходящим к наставнику, почти не общался, только в два-три слова, стараясь не выдать свое незнание как их самих, так и каких-то простых вещей, известных каждому. Сейчас идем по центральной улице между хатами и куренями - казачьими казармами, выходим на центральную площадь с церковью Покрова Пресвятой Богородицы и Сечевой канцелярией, здесь размещается кошевой атаман с писарями, казной. Встречные казаки почтительно снимают шапку перед старым характерником, сам он кивает головой, иной раз останавливается, переговаривает с ними. Мне же приходится почти ежеминутно снимать свою папаху перед бывалыми вояками, я, как самый младший, джура, должен оказать им уважение.

Подошли наконец к канцелярии, она размещается в добротном деревянном доме, одном из немногих, большинство строений здесь глинобитные, саманные или турлучные. На лавочке возле крыльца сидят два седоусых казака, Данила Степанович направился к ним, поздоровался, присел рядом. Я встал немного в сторонке, приготовился к долгому ожиданию, пока старики наговорятся. Но уже вскоре вышел канцелярский чин, пригласил собеседников наставника, они незамедлительно встали и последовали в дом. Я сел на их место, учитель посмотрел на меня, усмехнулся и произнес успокаивающе: Не бойся, Иван, кошевой не обидит. Говори как есть, ничего не скрывай, а он сам решит, как с тобой быть.

Не скажу, что волнуюсь сильно, но все же чувствую не по себе, ситуация действительно странная, попал в древность с неизвестными, предполагаю, суровыми нравами. Хотя пока ничего плохого от окружающих не встречал, а наставник отнесся с пониманием к моему состоянию, душевной теплотой, можно сказать, как к близкому, особой строгости ко мне не проявлял. У него своей семьи нет и, в отличие от других казаков, немалую часть года проводящих в селах и хуторах в семейном кругу, почти все время в Сечи, где женщинам не место, их здесь нет. У характерников есть поверье, что связь с ними отнимает магическую энергию и воинскую силу, редко кто заводит семью. Таким исключением можно считать самого кошевого, у него в слободе Артемивци (поблизости Мерефи) жена и четверо детей, когда не в походах, живет с ними. Сейчас, накануне нового похода, он здесь с двумя сыновьями, об этом мне рассказал учитель.