Александр Балунов - Король и Шут. Бесконечная история

И тут группа, которая до этого как-то вяло настраивалась на сцене (я уже было подумал, что это там просто уборка) , неожиданно заиграла. И заиграла достаточно хорошо. А главное, громко, поэтому мы прекратили свои глупые шутки и сосредоточились на пиве, еде и музыке. А музыка была довольно прикольная. Как тебе объяснить? Вот представь наших «Наив», «Порт 812», «Порнофильмы», «Тараканы!», «Смех» и немного Deep Purple, смешай все это, встряхни и вылей из стакана. А теперь его понюхай, этот стакан, добавь немного Ramones, и поймешь, о чем я говорю. Нормальная, годная банда. В самый раз.

И вот поиграли они, попели, я и вправду к такому привык, а Горшок так даже сдержанно похвалил, и мы громко хлопали между песнями. А потом они прекратили играть свои прикольные, но довольно стандартные треки и позвали на сцену девушку.

– О, – сказал Горшок, – смотри, сейчас слезливая баллада будет, как в кино, я видел.

И точно. Ушли со сцены барабанщик и басист, свет сузился на гитаристе и девушке, и она запела. Надо сказать пару слов о девушке. Ничего такого в ней не было. Обычная такая стройная американская девушка. Одетая неброско и даже, я бы сказал, с пренебрежением к внешнему виду. Впрочем, тут все так одеваются. Но было в ней что-то такое… даже не знаю, в чем, в одежде, в макияже, в прическе (а она была очень смешная) , в манере поведения, что-то такое, что давало понять, что вот живет такая простая и красивая девушка и не осознает своей красоты. Просто не обращает на нее внимания, не подчеркивает никак и не хочет типа продать. И вот создается впечатление, может, и обманчивое, кто их знает, что вот только ты можешь по-настоящему разглядеть, оценить и даже почему-то защитить эту невысказанную и не выставленную напоказ красоту. Ну вот умеют они так, девушки, понимаешь? Горшок глянул на нее, расправил плечи, посмотрел на меня и выдал резюме:

– Хочется подойти сзади и крикнуть «Ага!».

Горшок на Премии Fuzz. 9 апреля 2005 года. Фото Л. Семеновой

– Понимаю, – согласился я.

И она запела. Не скажу, что у нее был какой-то особенный голос, дело не в этом. Да и вообще это была очень простая песня в три аккорда, но почему-то она очень тронула нас. Простая, но повторяющаяся мелодия, тонкая и лиричная, уводила куда-то и простотой своей завораживала. Причем, судя по выражению лиц гитариста и вокалистки, речь в песне шла о чем-то для них важном.

– О чем она поет? – словно читая мои мысли, спросил Горшок.

– В песне поется о девушке, по щеке которой течет слезинка. Она грустит и не понимает, как оказалась в такой ситуации, в таком месте и вообще в такой жизни. И задает себе извечные девчачьи вопросы. Кто мы в этой жизни? Куда идем? Зачем все это? И когда кончится… А автор-исполнитель, от лица которого исполняется песня, как бы исподволь намекает, что неважно, куда мы идем и зачем, а важно как. Но девушка понять этого не может, и оттого еще одна слезинка катится по ее прекрасной щеке. Ведь девушки такие хрупкие и беззащитные существа… – перевел я.

Потом подумал и добавил:

– Впрочем, может, песня и не об этом. Ты ведь не думаешь, что я серьезно переводил?

– Нет, конечно. Это было бы не по правилам, – ответил Горшок.

– Да ты плачешь, что ли? – это была наша стандартная шутка.

– Да нет, просто накурено. А как можно музыкантов отблагодарить?

– Да не знаю. Наверное, никак, музыка включена в счет, – а я и вправду не знал.

– Нет, так нельзя! – сказал Горшок и пошел к музыкантам.

Мне стало интересно, как он с ними будет общаться, и я пошел следом. И вот тут меня Горшок даже немного удивил.

Он выгреб все деньги из кармана, при этом чуть не потеряв загранпаспорт, который зачем-то таскал с собой, и отдал их музыкантам. Долларов 70 примерно. А я добавил к этой куче двадцатник.

Больше всего, кстати, офигел басист, возвращавшийся на сцену. Он-де играл, играл, отошел на одну песенку, а тут уже кучка денег перед вокалисткой лежит. Смешная рожица у него была, что и говорить. А мы с Горшком послушали еще пару-тройку песен, поняли почему-то, что ничего волшебного больше не будет, да и пошли домой. Вечерело уже.

Мы всю дорогу болтали о том, что же это было. Почему-то нам казалось, что мы прикоснулись к чему-то, что тоже имеет отношение к «Королю и Шуту». Что-то во всем этом было свое, наше, родное.

Такое вот воспоминание…

Балу «Я иду к тебе домой»