Борис Гребенщиков - Аэростат. Течения и Земли

Арт Блэйки

Луи Армстронг

Начнем с простой хронологии.

В начале XX века по всей Америке начинают открываться танцевальные залы и клубы. В моду входят негритянские танцы.

В 20-е годы два изобретения сильно способствовали популярности джаза – появление удобного железнодорожного сообщения, благодаря чему музыканты смогли беспрепятственно передвигаться по всей стране, и появление грамзаписей. Отныне музыка стала доступна везде и для всех. А кондукторы железнодорожных вагонов (тоже, как правило, негры) считались самыми продвинутыми людьми: они делились с любопытными пассажирами информацией о новых танцах, модных клубах и приторговывали пластинками.

Росло число клубов, и возникало все больше потребности в хороших музыкантах. А тут еще появилось радио и начало транслировать эту новую модную музыку. Все это подготовило почву для 30-х годов, которые вошли в историю как «эра джаза».

И вся эта эпоха совершенно немыслима без Луи Армстронга. {115}

В то время этот самый джаз стал повседневной музыкой, и маленькие группки постепенно переросли в большие – по двадцать – тридцать человек – оркестры [5]. {116}

Идем дальше. В 40–50-е годы в центре внимания вновь оказались маленькие коллективы с изощренной техникой – как раз тот джаз, к которому мы все и привыкли. Именно в эту эру появились те гиганты, музыку которых мы сегодня в основном слушаем. А потом возник рок-н-ролл, и джаз ушел на второй план, начал мутировать, после чего и вовсе растворился в истории. Эстафета была передана дальше.

LP «A Love Supreme», 1964

Но это время дало нам огромное количество страннейшей музыки, ключи от которой… а, кстати – где эти ключи?

Когда-то музыку Джона Колтрейна называли «антиджазом», сплошным шумом, лишними нотами. А потом, после его смерти, он стал титаном музыки XX века. Его альбом «A Love Supreme» («Высшая Любовь») в середине 60-х заслушивался до дыр и вдохновлял, среди прочих, группу Byrds, Пола Маккартни и многих других. Говорят, что Колтрейну не было равных среди тенор-саксофонистов по силе, страсти и постоянному самоизобретению.

Телониус Монк

А еще говорят – человек в поисках Бога. {117}

Знаем ли мы, что значил джаз в ту эпоху, в чем была его ценность? Попробую изложить один из вариантов ответа. Кажется, Бродский говорил: «Существовать неинтересно с пользой» [6]. Джаз этому отличная иллюстрация. Нет в джазе пользы. Есть радость – следить за приключениями звука и ритмов; смотреть, как ноты перемещаются туда-сюда, но – что важно – не туда, куда мы думаем. Например, как у Телониуса Монка. {118}

О, бесподобный безумец Телониус Монк со своими шапочками типа «я у мамы дурочка» и спонтанно возникающими искрометными медвежьими танцами посередине песни. Да, рассказывать истории про джаз можно часами. Бо́льшая часть гениев этой американской классической музыки была со странностями. Но я отвлекся – мы же говорили о ключах…

Итак. Темные кафе, бородатые битники в темных очках обсуждают с длинноволосыми девушками в коротких юбках и черных чулках дзен-буддизм и курят тигровый камыш, запивая его грубым алкоголем. Джазовый рай. Таким он казался – и был – в начале 60-х, как говорят все очевидцы. Тот же Донован вырос именно там. {119}

Донован

Юные Кит Ричардс и Эндрю Луг Олдем в Blue Boar Motorway Cafe идут в туалет поговорить со старыми джазменами, 1963

Смешно, но даже Rolling Stones поначалу считались джазовой группой. Кит Ричардс вспоминает, что старые джазмены, бывало, ласково зазывали юных Стоунз поговорить в туалет: «Сынок! Видишь эту бритву? Не играйте больше ваш джаз в нашем клубе».

У меня, конечно, другие воспоминания: когда я вертел мальчиком ручку приемника в попытках найти какую-нибудь приличную музыку, а советское государство всячески пыталось этому помешать, беззастенчиво заглушая все западные радиостанции специальными глушилками, то из-под хрипа и воя этих глушилок время от времени прорезались божественные звуки чьей-либо импровизации – и даже я, отчаянный противник всего, кроме рок-н-ролла, прекращал на время вертеть ручку древнего приемника с зеленым кошачьим глазом и слушал.