Евгения Коптелова - Игорь Моисеев – академик и философ танца

И ещё одна главная идея, которую, возможно, неудалось воплотить Штайнеру-режиссёру, но которая на всю жизнь увлекла балетмейстера И. А. Моисеева, стала сутью его философии и эстетики и блистательно воплотилась в его творчестве – это живые образы природных стихий и национальных культур.

Ю. Олеша, гротески которого так увлекут И. Моисеева во времена его балетмейстерских дебютов в Большом театре, в своих дневниках выскажет одну известную истину о том, что влияние отца для мальчика – главное, особенно в детском возрасте. Лишённый отцовского влияния в детстве, человек на всю жизнь останется «безнадёжно одиноким».

Уроки, воспринятые от отца, оказались очень важны для нашего героя. Отец Игоря Александровича А. М. Моисеев увлекался восточной культурой, эзотерическими учениями Елены Блаватской, изучал различные исторические труды и философские практики, приобщая к этому и сына. Атмосфера интересных философских споров, царившая дома, люди, которых И. Моисеев знал и видел в детстве, формировали его интеллект и вкус к аналитическому мышлению, академическим знаниям.

Впоследствии И. Моисеев не раз подчёркивал, как длинен путь через наставления и назидания и краток через примеры. И понятно, что юношу могли увлечь не теоретизированные опусы Вл. Соловьёва или А. Белого о штайнерианстве, а живые и увлекательные рассказы отца о своей сказочно интересной жизни в Европе, о карнавальности бытия старых европейских университетов, преподнесённой в весьма живой и игровой форме. И эта замечательно праздничная атмосфера навсегда осталась в творениях балетмейстера.

Нагрузка на молодой ум была весьма и весьма серьёзной. И, конечно же, эмоциональные рассказы отца были важной отправной точкой к серьёзному изучению истории, эстетики и философии. Здесь хочется адресовать нашему юношеству слова критика и балетоведа той эпохи А. Волынского, призывавшего в своей «Книге ликований» постигать глубины философских истин и не бояться сложных терминов и понятий. И результат не замедлит сказаться.

В главе «Объяснение себя» И. А. Моисеев признаётся, что благодарен судьбе, что она дала ему «такие возможности, познания и интересы, которые не позволяют деградировать».

Его размышления об искусстве на протяжении всей жизни не случайно всегда будут сводиться к разговорам о процессе познания, а эмоциональные проявления в искусстве, по И. А. Моисееву, должны быть дополнены или, точнее, обусловлены уровнем интеллекта.

Самое главное о своих родителях сказал, конечно же, сам Игорь Александрович: «У Вольтера есть фраза, очень точно характеризующая людей, к которым принадлежали мои родители: «Фанатики обладают рвением, которого так не хватает мудрецам». Моя мать была настоящим фанатиком». «Отец был очень умным и образованным. Мать была талантливее, в ней бурлило творческое начало», которое проявлялось в том, что «она могла сшить любую вещь – пальто, шляпу – мужскую, женскую. До всего доходила сама…» Оказавшись в Полтаве, она и там открыла мастерскую. Уже через несколько дней прошёл слух, что из Парижа приехала великолепная портниха.

Из интервью И. А. Моисеева:

«Я очень быстро понял, что мать – по-настоящему талантливый человек. Именно от неё я унаследовал… творческую жилку. Например, как она выучила русский язык – через полгода после приезда уже говорила по-русски великолепно. А с французского на русский перейти не так-то просто. Так ей всё всегда легко удавалось».

Будучи эмоциональной и действительно очень талантливой, Анна Александровна учила сына не рубить сплеча. Не поступать импульсивно. Не поддаваться раздражению. В состоянии раздражения – сначала досчитать до трёх…

Игорь Александрович считал, что больше похож на мать – по характеру и внутреннему складу и что творческими способностями обязан матери, которая была человеком увлечённым и всегда доводила начатое дело до конца… Он же во всём старался подражать родителям и тем, кого встречал в кругу семьи, да и вообще в жизни. И эти примеры действовали сильнее назиданий.

Будущий великий балетмейстер унаследовал от своего отца понимание красоты и многообразия жизни и чувство истории – глубины православного миропонимания, являющиеся родовой чертой русского дворянства. Этот генетический код включал в себя «патриотизм, мужество, понятие о грехе», опыты покаяния и благодати, радости, покоя, «близость с природой… терпимость к любой мировоззренческой позиции на фоне спокойного и глубокого осознания своей», что полагалось «внушать» «не путём чтения лекций, а собственным поведением и умонастроением».