Суламифь Мессерер - Суламифь. Фрагменты воспоминаний

Мы ездили по Ирану на грузовиках с откидывающимися бортами кузовов. Когда добирались до «места назначения», то, так же, как это делалось, когда в начале войны я выступала на фронте, кузова соединяли, на образовавшуюся площадку ставили пианино, певцы пели, музыканты играли, балетные танцевали, циркачи показывали фокусы и жонглировали.

Однажды на тегеранском базаре мы увидели огромную корзину с яйцами. Наш циркач берет эти яйца и начинает ими жонглировать. Паника страшная… Но он не уронил ни одного яйца, аккуратно сложил их обратно, по одному.

Весть о российских педагогах балета быстро облетает Токио – телевидение постаралось. К нам устремляется поток учеников, от совсем маленьких детишек, прячущихся за кимоно матери, до людей столь зрелого возраста, что танцы могут быть им уже противопоказаны. Решаем принимать в школу с шести лет. Но в виде эксперимента берем несколько крошек-четырехлеток.

Выясняется, что японские традиции порой весьма кстати. Скажем, обычай снимать обувь перед входом в помещение. Я прихожу утром в школу и сразу вижу по аккуратным рядам сандалий, сколько сегодня учеников в классе; шеренги обуви у нас растут в геометрической прогрессии. Вскоре школа имени Чайковского насчитывает уже… триста пятьдесят человек! Не стал ли классический балет модой сезона вроде новой камеры «Canon»?

Идея нашей балетной школы логично слилась с древней японской культурой эстетического воспитания. Мало какой народ умеет так наслаждаться красотой самых простых вещей. Культ красоты чувствуется в Японии повсюду. Религия простонародья, именуемая синто, обожествляет красоту, прежде всего красоту природы, превращая ее в объект религиозного поклонения.

Иероглифы, пришедшие в Японию из Китая, – это картины, где действуют люди, звери, где в штрихах кисти видится целый мир земной. Каллиграфию преподают детям в школах.

И если каллиграфия делает всех японцев художниками, то массовое увлечение стихосложением – поэтами. У каждого японца есть свои любимые танка и хайку, эти сжатые поэтические картинки – стихотворения лишь в несколько строчек, где основным элементом является подтекст или намек на образ, родившийся у автора.

Говоря о поэзии, вспомнилось, как в парке императорского дворца в Киото девушка-экскурсовод показала нам искусственный островок-сад, покрытый изумрудной зеленью. Некогда император собирал здесь придворных, которые состязались в чтении стихов, сочинявшихся экспромтом на заданную тему. Вокруг островка плавала лодочка. Если стихотворение нравилось императору, он подавал сигнал, и слуга с лодочки вручал удачливому автору стихотворения рюмку японской водки саке.

Я пошутила, заметив экскурсоводу, что, наверное, самые талантливые поэты поневоле становились пьяницами. Экскурсовод, видимо, не оценила моего юмора и принялась убеждать меня: рюмки подавали, мол, маленькие, напиться невозможно…

Да, поэзия в Японии пользуется поистине всеобщей популярностью. Рано или поздно в эту страну поэтов должен был прийти классический балет.

Учить японцев танцам и вообще чему бы то ни было – истинное наслаждение. Авторитет педагога здесь, похоже, выше авторитета родителей. По японским традициям, учитель становится твоим покровителем на всю жизнь. Я чувствовала это священное обожание ежеминутно.

Японские дети удивительно дисциплинированны – опоздать на занятия для них подобно святотатству.

До начала урока еще несколько минут, а они уже развесили на палке свои полотенчики и стоят в первой позиции, ждут. Соня Головкина, тогдашняя директриса хореографического училища Большого театра, о такой дисциплине могла бы только мечтать. Кстати, я вспоминала ее каждый раз, когда мне подмигивали неоном рекламы фирмы «Sony», висевшие по всему Токио. Мой сын в то время учился в Сонином училище. С первой же оказией я послала ему диковинку – крохотный транзисторный приемник этой фирмы – о таком в Москве тогда только слыхом слыхивали. Этот приемничек стал его любимой игрушкой на долгие годы.

Дети, они в любой стране дети.

На одном из первых уроков я похвалила крошку Киоко. Молодчина, мол, видно, как стараешься. Смотрю, ее подружка Йоко горько заплакала. Вообще японские дети почти не плачут. Не потому, конечно, что они бесчувственные, просто родители прозорливо предвидят и заранее устраняют обычные причины, по которым дети могут расплакаться. Вовремя кормят, поят, меняют пеленки и так далее. Но сейчас по щечкам-яблочкам Йоко катились крупные слезинки.