Алексей Сканави - Записки о музыке. Пара фраз от Алексея Сканави

Композитор, пишущий академическую музыку, должен отдавать себе отчет в том, что скрипач-солист и скрипачв оркестре – это фактически два разных персонажа (так же, как, например, оперная примадонна и простая хористка), и поэтому писать для них надо совершенно по-разному. И дело тут не в классе самих исполнителей, а в той функции в музыке, которую выполняет каждый из них. Солист может и должен продемонстрировать почтеннейшей публике максимум своих технических возможностей, наработанных многочасовыми занятиями – за тем она (публика) и приходит. У оркестрантов же, порой, нет ни времени, ни возможности много репетировать, соответственно, оркестровые партии должны быть предельно просты для чтения: открыл – и сыграл. Но иногда композитор слишком увлекается художественной задачей и пишет, например, в хоровых партиях размер 11/4 – как это сделал Римский-Корсаков в одном из эпизодов своей оперы «Садко». Это не то, что хор не мог спеть, даже сам дирижер не знал, как такой ритм просчитать и показать жестами. Говорят, что сам композитор подсказал дирижеру решение: «Проговаривайте про себя фразу «Римский-Корсаков совсем с ума сошел!» – это и будет ровно 11/4!..»

В начале 50-х годов 19 века в Германии вышли в свет несколько фантазий на русские и цыганские темы для фортепиано в четыре руки, объединенные общим названием «Русский сувенир» или «Воспоминание о России». Автором был указан некий композитор Маркс. И только в 70-е годы уже 20 столетия исследователи окончательно подтвердили, что автором «Русского сувенира» является великий Иоганнес Брамс. Он по праву считал сам себя серьезным композитором и стеснялся того, что вынужден был, с целью заработка, писать популярную музыку, потому и издавал ее под псевдонимом. А исследование библиотечных каталогов показывает нам, что оборотная сторона Брамса – композитор Маркс – был довольно плодовитым автором.

Если рассматривать известные музыкальные произведения с точки зрения маркетинговых удач и неудач, то «Альбом для юношества» Роберта Шумана– это в одно и то же время и успех, и провал. В альбоме две тетради – одна для младшего возраста, другая – для старшего. Пьесы из первой тетради знакомы почти всем, кто когда-либо учился играть на фортепиано: «Смелый наездник», «Веселый крестьянин, возвращающийся с работы домой», «Солдатский марш», «Первая утрата», «Отзвуки театра» – все это первые в истории образцы детской музыки, то есть предназначенной не просто для начинающих пианистов, а именно для детей, с понятным для них кругом тем и эмоций. А вот вторая тетрадь этого же сборника, я бы сказал, подростковая, почти неизвестна, так как не входит в типовой школьный репертуар и уж тем более не исполняется в концертах. Все дело в том, что и технически, и музыкально пьесы из второй тетради «Альбома для юношества» уже довольно сложны, и те, кто был бы в состоянии их сыграть, предпочитают музыку, более зрелую эмоционально – такую, как Ноктюрны Шопена или «Песни без слов» Мендельсона. И круг «детских» тем их после этого уже надолго перестает интересовать.

Как шутят иногда студенты, изучающие историю музыки, «у Гайдна три симфонии – 45-я, 103-я и 104-я». Как во всякой шутке, здесь есть и доля правды. С одной стороны, Йозеф Гайднпо долгу службы и в силу особенностей своей эпохи писал музыку в соответствии с определенными стандартами. Поэтому подавляющее большинство гайдновских симфоний написано по одной и той же типовой схеме. С другой стороны, история музыки как наука вынуждена описывать музыку словами. А что можно сказать о произведении, которое написано по типовой схеме? Ровным счетом ничего! Поэтому история музыки рассказывает нам прежде всего о произведениях, о которых можно хоть что-то сказать. О 104-й симфонии Гайдна можно сказать, что она последняя. О 103-й – то, что она начинается с тремоло на литаврах, достаточно необычный прием для того времени. А 45-я симфония – это та самая знаменитая, «Прощальная», в которой 5 частей вместо обычных четырех, и в конце которой музыканты по очереди гасят свечи, забирают ноты и уходят со сцены. Этот остроумный прием Гайдн придумал, чтобы намекнуть своему работодателю – князю Эстерхази, что жалованье музыкантам уже давно не выплачивалось, и что оркестр так долго не протянет. Намек был понят, проблема решена, а у историков музыки появилась еще одна тема для забавных рассказов.