Вера Лещенко - Петр Лещенко. Все, что было… Последнее танго

В самый разгар наших концертов ты приобрел трехкомнатную квартиру на Калея Машилор, в старом доме с балконом, выходившем на летний кинотеатр. Летом можно было кино смотреть, очень хорошо было и видно, и слышно. Квартиру ты сам обставил. Все так красиво, изысканно. Как будто подсмотрел мои мечты. В гостиной стоял белый рояль «Рениш». В твоем кабинете был сейф. Честно говоря, меня удивила твоя библиотека: проза и поэзия наших эмигрантов на русском языке, изданная в Париже, и на французском и английском в подлинниках – Шекспир, Дюма, Франс, Руссо, Теккерей, Уайльд. Когда спросила: «Неужели ты все это прочитал?» Ты признался, что времени на все книги не хватило, но многие даже перечитываешь. Прекрасные были альбомы по живописи. И очень много нотных сборников. Еще икона большая с лампадкой. Книги, икону и какую-то мебель ты перевез из квартиры, которая у тебя была в доме при ресторане. Там же у тебя были твои гитары, наши с тобой концертные костюмы, музыкальная аппаратура, твои пластинки. В нашей новой обители можно было все разместить, но ты снял квартиру на Филипеску и туда отвез весь реквизит, костюмы, инструменты, тиражи пластинок и… велосипед. Одно смешное сочинение о тебе связано с этим велосипедом.

Одесситы выдумывали с размахом, с восторгом пересказывали, как ты возил меня на «Мерседесе» по городу, иногда другая марка называлась, но всегда шикарная. Потом якобы у тебя украли эту машину. Точно знаю, не было «Мерседеса», нечего красть было. Нет-нет, машина у тебя в Бухаресте была, но с водителем и осталась Игорю с его мамой. Мы с тобой ездили или на служебных машинах, которые нам предоставляли, или ты заказывал такси. Твоим личным любимым транспортом был велосипед. Нашлись мыслители, которые объяснили это твоей жадностью. Недоумевали: мол, то бескорыстно помогает всем подряд, а то жалеет денег, не покупает себе машину. Все намного проще. Ты был дальтоник, поэтому не мог иметь права на вождение машины.

В квартире, которую ты снимал на Филипеску, ты репетировал, аранжировки делал, деловые встречи проводил. Была женщина, которая там убирала, костюмы приводила в порядок.

Потихоньку жизнь налаживалась. Я продолжала занятия вокалом с мадам Нэви, ты по-прежнему сам возил меня к ней. Смогла я возобновить и учебу в консерватории. Моим педагогом была госпожа Музыческу. Правда, пришлось опять с первого курса начинать. Что делать, почти год я не садилась за инструмент. А музыка не любит, когда ей не уделяют постоянного внимания. Мне вновь приходилось по 5–6 часов в день заниматься дома. Что-то повторяла, дорабатывала, разбирала новые произведения. На первом же занятии мой новый педагог заявила, что у меня неправильно поставлена рука. Пришлось переучиваться. Мне это давалось труднее всего. Ты пытался объяснить госпоже Музыческу, что у меня другая школа, что меня с пяти лет учили такой «руке». Реакция у преподавателя была на удивление спокойной, но она продолжала настаивать на своем:

– Играть ваша девочка будет, как я скажу. Не советую искать другого педагога. Любящие до сумасшествия родители, конечно, для педагога не подарок, но муж, который папа и мама, да так любит, просто беда.

Ты рассмеялся и пообещал, что постараешься быть еще и строгим. Вот этого я так и не дождалась. Как жаль. Я тебя даже просила, и не один раз:

– Мне не очень комфортно, когда ты меня нахваливаешь своим знакомым. Им это радости не доставляет, а я не знаю в такие минуты куда спрятаться. Лучше ругай меня. Строгим будь, ведь обещал.

– Ой, девонька, еще немного потерпи. Пожалеешь ведь. Я страшен во гневе. Ну-ка, быстренько за уроки садись.

Я послушно садилась за рояль и прекрасно знала, что будет дальше: гаммы, пьесы, прелюдии и опять гаммы. Сколько раз ты убеждал меня, что твой удел – легкая развлекательная музычка, но я не раз убеждалась, что в классике ты разбирался очень прилично. Ты угадывал произведение и автора с первых аккордов. Если я чисто играла, ты подходил, молча прикасался губами к волосам. Если ошибалась или забывала о руках, также получала поцелуй, но со словами: «Привет от Музыческу». Все у тебя было под контролем: час занятий – десятиминутный перерыв. В перерыв – обязательная гимнастика для рук, чашечка кофе, чая или стакан сока. После легкой разминки твое напоминание: «Марш за рояль! Ну как, я сказал строго?»

Ты мне, конечно, припоминал еще не раз мой призыв к строгости. Пошли как то перед сном прогуляться и встретили Жоржа Ипсиланти с Мией Побер. Ты слова никому не дал сказать: