Вера Лещенко - Петр Лещенко. Все, что было… Последнее танго

В Москонцерте кадровикам я предложила кандидатуру Андрианова, и вскоре он перешел на работу к нам – получил должность заведующего постановочной частью. Он отвечал за организацию всех крупных официальных мероприятий в Москве. У него началась богемная жизнь. Я же подолгу бывала на гастролях. Несколько концертов в Москве, потом месяц-другой в отъезде.

В 1960 году место солистки с окладом 200 рублей (приличная для того времени зарплата) мне предложил в своем оркестре Борис Ренский-старший (его сын Борис работал в оркестре пианистом). Я дала согласие. Надо же такому случиться, что следом предложил мне место солистки в своем оркестре Олег Лундстрем. С огромным сожалением отказалась. И осталась у Ренского. Но Лундстрем и его коллектив всегда интересовали меня. Я часто бывала на их концертах.

Как-то в Театре эстрады на концерте Лундстрема я увидела молодую певицу Майю Розову. Еврейская девочка с копной кудряшек на голове, очень скромно одета – юбочка, черная кофточка. Но запела – и все это: юбочки, кудряшки, туфельки – уже не имели значения. Как ее публика приветствовала! Ах, какой талантище был в ней! Но тогда не это было для меня главным. Мне она в душу запала своей манерой держаться. В ней было столько чистоты, искренности. Конечно, я вспоминала себя и слова, которые мне говорил Петр Константинович перед каждым выходом на сцену: выходи и живи, а то не поверят и не полюбят. Так вот Майя мне об этом напомнила. Она выходила и жила. А я к тому времени стала другой: я выходила и… играла. Как важно сохранить в себе искренность молодости. Спасибо Майечке, напомнила мне об этом. Больше я не встречала ее и не слышала о ней ничего.

И вот новая встреча через столько лет, через океан по телефону и переписке по Интернету. Судьба Майи не слаще моей, но я снова ей завидую. Она смогла найти в себе силы и выстоять. Майя, дорогая, спасибо за урок, что дала мне своей судьбой рассказанной. Не всегда старшее поколение учит, и у молодых есть что перенять. Спасибо, Майя, я пыталась выжить, а надо было ЖИТЬ! Так судьба нет-нет, но возвращала меня к Лундстрему.

Борис-старший пришел на эстраду как куплетист. Потом создал оркестр, которым руководил. Ренский готовил развлекательные программы, в которых с оркестром выступали певцы, музыканты, танцоры. Но главным всегда оставался сам Ренский. Он был прекрасным конферансье, мог спеть куплеты на злобу дня, станцевать, он читал фельетоны и дирижировал оркестром. Постоянной концертной площадкой в Москве у оркестра Ренского был сад Баумана.

С Борисом Ренским я проработала шесть лет. Когда у Андрианова случился инфаркт, из оркестра пришлось уйти, чтобы ухаживать за Володей. Увы, он так и не выкарабкался. Я вернулась в Москонцерт и участвовала в сборниках, которые проводились на стадионах всей страны и назывались «Кино + Эстрада». В афише мое имя значилось рядом с Черкасовым, Бабочкиным, Андреевым, Бернесом.

Мне хотелось иметь свою сольную программу. Собрала музыкантов. Несколько репетиций – и мы готовы были предстать перед худсоветом. Пришли на Совет. Прокатали – и правда, хорошая получилась программа. В зале сидели наши же коллеги, были и композиторы, актриса Рина Зеленая. Повисла ничего хорошего не обещающая тишина. Помню, Людочка Зыкина первой подошла ко мне, она не была в Совете: «Ты – молодец! Показала им, как надо». И вот тишину, воцарившуюся в высоком Совете, прорвала критика: недопустимо исполнение западных песен, пусть даже в русском изложении, подтанцовывать певице не обязательно, скромнее надо быть. И так на полтора часа. Когда председательствующий спросил мнение Рины Зеленой, она резко ответила: «О чем тут думать? Хорошая программа, отличное исполнение, что еще нужно?» От Зеленой услышать такую оценку было очень приятно. Но программу не приняли, а я не стала воевать.

Перед пенсией меня включили в график гастрольных выступлений с коллективом под руководством известного иллюзиониста Дика Читашвили. У него было несколько солистов, эстрадный ансамбль под управлением Эдуарда Кумелана. В первом отделении выступали все привлеченные артисты, а во втором Дик пел один. Иногда исполнял и незалитованные песни, но ему везло, жалоб с мест, где мы гастролировали, не поступало.

Перед уходом на пенсию я еще раз замуж вышла за прекрасного музыканта Эдуарда Кумелана – на семнадцать лет моложе меня. Был он какой-то неприкаянный, без своего угла. А подружились благодаря твоим записям. У меня сохранились пластинки студии «Колумбия». Эдик хорошо разбирался в твоем репертуаре, он и помог мне привести в порядок дискографию. Те записи, которые мы не нашли, Эдуард приобрел на черных рынках. Практически ко всему репертуару написал клавиры.