Алексей Добряков: Уличные песни

Родился я у беса под забором.
Крестили меня черти косогором.
Старый леший с бородою
Взял облил меня водою,
Гоп-со-смыком он меня назвал.

Гоп-со-смыком — это буду я.
Это будут все мои друзья.
Залетаем мы в контору,
Говорим мы: «Руки вгору,
А червонцы выложить на стол!»

Скоро я поеду на Луну.
На Луне найду себе жену.
Пусть она коса, горбата,
Лишь червонцами богата,
За червонцы я ее люблю.

Со смыком я родился и подохну.
Когда умру, так даже и не охну.
Лишь бы только не забыться,
Перед смертью похмелиться,
А потом, как мумия, засохну.

Что мы будем делать, как умрем?
Все равно мы в рай не попадем.
А в раю сидят святые,
Пьют бокалы наливные,
Я такой, что выпить не люблю.

Родился я у беса под забором.
Крестили меня черти косогором.
Старый леший с бородою
Взял облил меня водою,
Гоп-со-смыком он меня назвал.

Родился на Подоле Гоп-со-смыком,
Славился своим басистым криком.
Глотка была прездорова,
И ревел он, как корова.
Вот каков был парень Гоп-со-смыком.

Гоп-со-смыком — это буду я.
Граждане, послушайте меня:
Ремеслом избрал я кражу,
Из тюрьмы я не вылажу.
Исправдом скучает без меня.

Сколько бы я, братцы, ни сидел,
Не было такого, чтоб не пел:
Заложу я руки в брюки
И пою романс от скуки —
Что тут будешь делать, если сел!

Если ж дело выйдет очень скверно,
То меня убьют тогда, наверно.
В рай же воры попадают
(Пусть все честные то знают) —
Их там через черный ход впускают.

В раю я на работу тоже выйду.
Возьму с собой отмычку, шпаер, выдру.
Деньги нужны до зарезу,
К Багу в гардероб залезу —
Я его на много не обижу.

Бог пускай карманы там не греет.
Что возьму, пускай не пожалеет.
Вижу с золота палаты,
На стене висят халаты.
Дай нам Бог иметь, что Бог имеет.

Иуда Искариот в раю живет.
Скрягой меж святыми он слывет.
Ох, подлец тогда я буду,
Покалечу я Иуду —
Знаю, где червонцы он берет!

Помню, в начале второй пятилетки
Стали давать паспорта.
Мне не хватило рабочей отметки,
И отказали тогда.

Что же мне делать со счастием бедным?
Надо опять воровать.
Вот и решил я с товарищем верным
Банк городской обобрать.

Помню ту ночь в Ленинграде глубокую,
В санях неслись мы втроем.
Лишь по углам фонари одинокие
Тусклым мерцали огнем.

В санях у нас под медвежею полостью
Желтый лежал чемодан.
Каждый из нас, отрешившихся полностью,
Верный нащупал наган.

Вот мы к высокому зданью подъехали,
Встали и быстро пошли.
Сани с извозчиком тут же отъехали.
Снег заметал их следы.

Двое зашли в подворотню заветную,
Стали замки отпирать.
Третий остался на улице ветреной,
Чтобы на стреме стоять.

Вскоре вошли в помещенье знакомое.
Стулья, диваны, шкафы.
Денежный ящик с печальной истомою
Молча смотрел с высоты.

Сверла английские — быстрые бестии,
Словно два шмеля в руках,
Вмиг просверлили четыре отверстия
В сердце стального замка.

Дверца открылась, как крышка у дачки.
Я не сводил с нее глаз.
Деньги советские ровными пачками
С полок глядели на нас.

Помню, досталась мне сумма немалая —
Ровно сто тысяч рублей.
Мы поклялись не замедлить с отвалкою —
Скрыться, как можно, скорей.

Вот от вокзала с красивым букетом
В сером английском пальто
Город в семь тридцать покинул с приветом,
Даже не глянул в окно.

Только очнулся на станции крохотной
С южным названьем под стать.
Город хороший, город пригожий —
Здесь я решил отдыхать.

Здесь на концерте мы с ней познакомились.
Стали кутить и гулять.
Деньги мои все, к несчастию, кончились —
Надо опять воровать.

Деньги мои, словно снег, все растаяли.
Надо вернуться назад,
Чтоб с головой снова браться за старое —
В хмурый и злой Ленинград.

К зданью подъехали без опасения,
Только совсем не к тому.
Шли в этом доме давно ограбления.
Знало о том ГПУ.

Выстрел раздался без предупреждения,
Раненный в грудь я упал.
Так на последнем своем ограблении
Счастье вора потерял.