Юлиан Семенов - Экспансия – I

– Верно, – кивнул Роумэн. – Я вообще-то очень хорошо помню те строки, которые вы подчеркнули накануне нашей встречи, десятого или одиннадцатого... О пытках.

– Изобретение пыток – опасное изобретение, – сразу же откликнулся Штирлиц, – и мне сдается, что это скорее испытание терпения, чем испытание истины. Утаивает правду и тот, кто в состоянии их вынести, и тот, кто не в состоянии сделать это. Я думаю, что это изобретение в основе своей покоится на сознании нашей совести, ибо виновному кажется, что совесть помогает пытке, понуждая его признать свою вину, невинному же она придает силы перенести пытку...

– Память у вас с детства такая? – поинтересовался Роумэн.

– Нет. Я все забывал, когда был мальчишкой.

– Видите... А я все помнил... Зато теперь стал забывать... Закажите-ка еще чего выпить.

– Вам – виски?

– Естественно, не «виши», – ответил Роумэн, поднявшись. – А почему вы не пьете?

– Сегодняшней ночью один из нас должен быть по-настоящему трезвым.

Роумэн усмехнулся:

– Это тоже Монтень?

– Нет, это я, – в тон ему ответил Штирлиц.

– Это вы, – задумчиво повторил Роумэн и снова посмотрел на часы. – Я могу обратиться к вам с просьбой?

– Конечно. Это, впрочем, не означает, что я ее безоговорочно выполню.

– Я дам вам три телефона, доктор. По первому вы пригласите к аппарату сеньора Хайнца Достера. По второму – Адольфа Зайделя, а по третьему – сеньора Эухенио Парреду.

– Пригласил. Дальше?

– Вам эти имена неизвестны?

– Нет.

– А Фридрих Кальбах?

– Не слышал даже.

– Хорошо... Скажете каждому из них следующее: «Я жду вас на чашку кофе, пришел контракт, надо обсудить условия, при которых мы его подпишем. Только возьмите мой сигареты, здесь продают только „Дукадос“. Такую просьбу выполните?

– Выполню. Время и место встречи сеньоры Достер, Зайдель и Парреда знают?

– Да. Они сразу же придут туда, куда должны прийти.

– Эти люди относятся к числу ваших врагов?

– Да. Я когда-нибудь покажу вам их фотографии. Думаю, вы вспомните эти лица; коридоры РСХА были не такими уж темными, чтобы не заметить тех, кто шел тебе навстречу.

– Вполне светлые коридоры, – ответил Штирлиц. – Черта заметишь, не то что лицо того, кто идет тебе навстречу.

– Телефон внизу, доктор. Не станете возражать, если я буду присутствовать при ваших разговорах?

– А если бы возразил?

Роумэн потушил сигарету в пепельнице и поднялся со стула.

...Все три человека были на месте; вопросов не задавали, ответили, как по-писаному, видимо, словами отзыва; звонку не удивились, значит, Гаузнер не врал...

– А теперь, – сказал Роумэн, когда Штирлиц положил трубку, – не сердитесь на меня и отойдите в сторонку, я должен сделать мой звонок...

– Я подожду наверху?

– Нет, подождите здесь. Только в сторонке. Я буду секретничать, не взыщите...

...Вутвуд выслушал Роумэна, сказал, что он перенесет разговор, заказанный с Чикаго на ночь, если действительно Пол обещает ему сногсшибательную сенсацию, и пообещал приехать на автостанцию, куда прибывает рейс из Севильи.

...Эронимо по-прежнему не отвечал: ни на работе, ни на конспиративной квартире, где они обычно встречались, его не было; Роумэн позвонил домой полковнику, встреча с ним была совершенно необходима; служанка ответила, что «сеньор коронель уехал в командировку».

– Когда? – удивился Роумэн, мы же виделись накануне моего вылета, он ничего не говорил ни о какой командировке, странно.

– Сейчас я позову сеньору, одну минуту, пожалуйста.

Сеньора сказала, что Эронимо срочно вылетел куда-то сегодня утром; о, ведь он никогда не говорит, куда он поехал, это вопрос службы, я не вправе интересоваться; нет, нет, он ничего никому не просил передавать, очень сожалею, а кто звонит, простите?

Роумэн задумчиво положил трубку; вот оно, понял он. Теперь я еще ближе к финалу. Его скоропалительный отъезд, если он действительно уехал, не случаен. Его, видимо, вывели из дела, я теперь лишен связи с его ведомством, помощи ждать не от кого... Значит, сегодня что-то произойдет. Что?

– Что? – переспросил Штирлиц и вздохнул. – Поскольку я не знаю всего, что знаете вы, буду строить логическую схему, совершенно голую, а вы корректируйте, соотнося с той информацией, которой владеете...

– Знаете, я тоже умею мыслить логически, так что не стоит меня этому учить. Я задам вопрос еще более однозначно: как бы поступили люди Гиммлера, если бы некто, из стана их противников, узнал то, чего он не имел права знать?