Почему карманники? Я объясню, вы поймете.
За сценой слышатся барабан и флейта, потом опять наступает тишина.
Наши музыканты. Я попросил их подать мне знак, если очень разволнуюсь. Доживите до моих лет и тоже станете не в меру чувствительными. Сегодня вечером вы еще услышите их. Наших певца, флейтиста и барабанщика. Они играли и пели на улицах; там я нашел их, всех по отдельности, и теперь буду учить, если не умру, музыке бродяг, то есть музыке Гомера. Обещаю вам и танец. Это мне захотелось ввести танец, потому что, если нет слов, то нельзя ничего испортить. Так как должна танцевать Эмер, то должны быть отрубленные головы – я стар и не могу изменить мифологии – должны быть отрубленные головы, перед которыми она будет танцевать. Поначалу мне пришло на ум вырезать деревянные головы, но потом, нет, чтобы она танцевала правильно, лучше всяких голов будут крашеные деревяшки в виде параллелограммов. Однако в тупик меня поставила другая проблема, как найти хорошую танцовщицу; одну такую я знал, но ее больше нет; а ведь это должна быть трагикомическая танцовщица, трагическая танцовщица, потому что ее рвут на части любовь и ненависть, жизнь и смерть. Три раза я плевался.
Плевался на балерин Дега. Плевался на их короткие туловища, на их скованность, на их пальчики, на которых они крутятся, как волчки, но больше всего на их лица, как у горничных в отелях. Пусть бы на них вовсе не было отпечатка времени, пусть бы они были, как Рамзес Великий, но только не горничными, не служанкой с ее обычной историей. Я плевался! Плевался! Плевался!
Сцена темнеет. Занавес падает. Начинают играть флейта и барабан и играют до тех пор, пока занавес не поднимается над пустой сценой. Проходит полминуты, и появляется Эйтне Ингуба.
ЭЙТНЕ.
Из глубины сцены появляется Кухулин.
К тебе я от Эмер.
Твоя жена меня к тебе прислала,
Чтоб ты забыл о лени, ибо Медб,
С собою взяв из Коннахта злодеев,
Амбары и дома жжет в Эмайн Маха:
Твой дом в Муиртемне уже сгорел.
Не думай о причинах этих бед,
Скачи на битву, смерти не страшась.
Готова сцена, выход за тобой.
КУХУЛИН.
Ты опоздала с вестью. Я все знаю,
Уже послал гонца собрать людей,
Вот жду его. А что там у тебя?
ЭЙТНЕ.
КУХУЛИН.
ЭЙТНЕ.
КУХУЛИН.
Нет? А что тогда в руке ты держишь?
ЭЙТНЕ.
Ах, это! Как оно ко мне попало?
Я прямо от Эмер. Мы встретились.
Поговорили.
КУХУЛИН.
От Эмер письмо.
В нем о другом. Промедлить, верно, должен
До завтра я. На сей раз ждет меня
Беда, из коей мне живым не выйти.
Наутро ж Конал Кернах будет тут
С великим воинством.
ЭЙТНЕ.
Не понимаю.
Кто и зачем письмо вложил мне в руку?
КУХУЛИН.
Что ж понимать? Я до утра промедлить
Тут должен; а тебя прислали, чтоб
Меня тут задержать. Да нет, не бойся,
Написано здесь так. Мне ж по душе,
Как сказано тобой, скакать на битву.
Немного нас тут, но мы все едины.
Победа не всегда бывает легкой.
Входит Морригу и становится между ними.
ЭЙТНЕ.
Скажи, кто между нами встал сейчас?
Не видно никого.
КУХУЛИН.
ЭЙТНЕ.
Кто с птичьей головою из богов?
КУХУЛИН.
Ну, голова воронья у Морригу.
ЭЙТНЕ (изумленно).
Богиня войн Морригу между нами
И черным трогает крылом плечо
Мое.
Морригу уходит.
Медб на меня наслала сон.
Когда юнцом ты, Кухулин, с ней спал,
Красива Медб была, как птичка, но
Потом другою стала, глаз во лбу
У ней.
КУХУЛИН.
У ней во лбу сверкает глаз?
И у нее воронья голова?
Но в той, что в рот тебе слова вложила,
Не видел я уродства никакого.
Ты не придумала? Ищи себе
Того, кто помоложе. Или правда,
Что, испугавшись, ты сама решила
Меня на смерть послать своим умом?
В волненье ж ты забыла о письме,
Что у тебя в руке.
ЭЙТНЕ.
Проснулась я,
Скажу, что Медб не занимать ума.
Разве не мне поверит Кухулин?
КУХУЛИН.
Я обезумел после смерти сына,
Войной пошел на море, и жена
Меня вернула к жизни.
ЭЙТНЕ.
Много жен
Тебе служило, но меня ты выбрал.
КУХУЛИН.
Боялась ты, что, если изменилась,
Тебя убью, но все меняется
В подлунном мире, и урод здесь я,
Коль все такой же.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу