Осип Назарук - Роксолана

– И что же я тогда сделаю?

– Потребуешь от мужа, чтобы он назначил наследником престола Баязида.

– А муж?

– Он исполнит закон Османов о праве первородства и в первый и последний раз воспротивится воле твоей.

– А я?

– Ты дашь Баязиду, младшему сыну своему, много золота и самоцветных каменьев, чтобы он взбунтовал войско падишаха и вовлек в мятеж его высших начальников. А мужа хитростью склонишь к тому, чтобы он сделал Баязида наместником Анатолии. И пойдет Баязид войной на отца и брата своего, и Анатолия набросится, как дикий зверь, на Румили. Загремят пушки, а сын твой Баязид направит свои окровавленные руки от Скутари к островам Принцев, к Девичьей Башне и Долине Сладких Вод. И начнет окружать многолюдную столицу и бить из пушек в казармы янычаров и в отцовский сераль, где когда-то качалась колыбель его. А Стамбул ждет разруха и реки крови…

Султанша слушала, дрожа всем телом, – не только от ужаса, но и от гордости, что ее сын, ее кровь, найдет в себе силы решиться на такое дело. От волнения она едва смогла вымолвить:

– Что же с ним станет после этого?

– С вечера до утра пушки Баязида будут изрыгать ядра на столицу его отца. В эту ночь в волосах твоего богобоязненного мужа появятся белые как серебро пряди. А когда рассветет, он выйдет из сераля с молитвой на устах, сядет на черного как ночь коня и под зеленым знаменем Пророка тремя ударами рассечет на три части войско Баязида, сына твоего, и одну за другой сбросит их в Черное море, в бурливый Босфор и в Мраморное море.

– Он победит?.. – снова бледнея, прошептала султанша. – И узнает о моем участии в мятеже? Что же он сделает со мной?

– И победит, и узнает, и ничего с тобой не сделает… Только зальет кровью коридоры и покои сераля, о прекраснейший цветок в садах Аллаха!

В последних словах старца прозвучала неприкрытая насмешка.

Она мгновенно почувствовала это и сдержанно спросила:

– А что же, по-твоему, делает человека прекрасным?

– Не тело его, и не разум, и не знания. А только мир в сердце и дела в согласии с Божьими заповедями. А этого ни за что не достичь без чистоты души.

– А как достичь этой чистоты?

– Не полагаться на себя, потому что человек слаб и нетверд дух его. Не рассчитывать на других, ибо они непостоянны и преходящи. Но каждый день и перед каждым делом своим советоваться в душе с Богом, ибо только Он от века неизменный, наилучший и наимудрейший.

Она отвернулась, ибо не находила в себе желания советоваться с Богом о том, что задумала. И спросила:

– А что будет с моим сыном Баязидом?

– Погибнет от руки отца своего, так же, как и Мустафа…

Под тяжестью этих страшных слов она сползла на пол пещеры и осталась лежать, словно в забытьи. Как сквозь сон, слышала, как старец продолжал:

– Далеко, в северных горах, в земле персидского шаха, стоит на неприступных скалах могучий замок. Там укроется от гнева отца твой сын Баязид, ища защиты у извечного врага Османов. Но посланцы падишаха найдут его и там. И как ты соблазнишь золотом воинов падишаха, так и они подкупят замковую стражу и посреди ночи живым выкрадут Баязида из замка. И среди диких гор, под синим шатром Аллаха, зачитают ему отцовский приговор, пронзят ему ятаганом сердце и сбросят в пропасть на поживу диким зверям.

Она безудержно зарыдала, и эхо ее рыданий заполнило пещеру и отдалось в пустыне.

Но вскоре ей удалось справиться с собой. Она вытерла слезы и спросила:

– Сохранит ли за собой престол султанов потомство моего сына Селима?

– Сохранит, дитя мое, – с печалью в голосе ответил старец. – Сохранит до тех пор, пока не свершится круг времен, очерченный всемогущим Богом.

Она задумалась, а затем, как бы полуосознанно спросила:

– Кто я, старец Божий? Ведь я давным-давно чувствую себя чужой даже самой себе…

– Ты великий человек, несчастная дочь моя… Ибо имеешь могучую волю к борьбе. Но воля твоя обращена ко злу, и ты пренебрегаешь заповедями Божьими. И оттого ты чужда себе, что отчуждена от Бога.

Султанша глубоко поклонилась, благодаря за беседу, потрясшую до основания всю ее душу.

– Не знаю, чем наградить тебя, старец Божий, – тихо проговорила она.

– Меня – ничем, – ответил он со вздохом. – Разве что переменой в твоих злых помыслах.

Она усмехнулась и, не произнеся больше ни слова, вышла из каменной кельи отшельника. Только у порога пещеры остановилась и, отвернув лицо, обронила:

– Награжу милостыней многих неимущих из тех, что встретятся на моем пути…