Осип Назарук - Роксолана

– Так эти янычары, что стоят в казармах теперь, – уже совсем другие?

– Другие, о Хуррем! Некоторые из них уже спешили в столицу на помощь султану, но прибыли только тогда, когда народ на улицах Стамбула уже заканчивал рвать в клочья трупы казненных мятежников, бросая собакам куски их тел.

Султанша Эль Хуррем закрыла глаза руками и проговорила:

– Действительно! Страшен джихад, но есть вещи пострашнее джихада. Ты правду говорил, о Касым!

А Касым так закончил рассказ о том, о чем еще никогда не рассказывали правоверные во дворце падишаха:

– А на некоторые дворы народ сам затаскивал приговоренных к смерти бунтовщиков и, заперев все ворота, смотрел из окон, как оголодавшие псы живьем пожирали связанных бунтовщиков…

Султанша отняла руки от лица и сказала:

– Это уже чересчур жестоко, о Касым!

– Но справедливо, о Хуррем!

– Почему справедливо, о Касым?

– Потому что народ, милосердный к бунтовщикам против власти, данной Аллахом, сам будет разорван в клочья голодными псами, только гораздо худшими, чем те, что покрыты шерстью.

– Значит, псы без шерсти опаснее, чем псы с шерстью? – наивно спросила она.

– Бесконечно опаснее, о Хуррем! Потому что даже самые свирепые псы с шерстью ни над кем подолгу не измываются. А собаки без шерсти глумятся долго и получают от этого наслаждение.

– А почему я еще не видела этих опасных собак без шерсти? Как называется эта порода?

– Ты видела их, о лучший цветок Эдема, и часто. Эти собаки без шерсти называются людьми. Аллах сотворил их как наистрашнейшую кару на покаяние другим народам. Соединила мудрость Божья гибкость гадины и волчьи зубы, рев медведя, тявканье гиены и собачий скулеж, когти леопарда и свиное рыло, яд скорпиона и алчность тигра. И горе, о Хуррем, тем городам и странам, которые не распознают эту породу собак без шерсти…

Она подумала немного и спросила:

– Но ты, о Касым, должно быть, изменился до глубины души после того, как видел начало мятежа в Стамбуле?

– Это так, о Хуррем, с тех пор я изменился до глубины души, – ответил он, и голос его прозвучал сухо, как у дервиша-аскета.

– И ты не отступил бы перед бунтовщиками, даже если бы весь Стамбул поднялся против тебя?

– Я не отступил бы перед мятежом, о Хуррем, даже если бы весь Стамбул был против меня, а просто оставался бы на своем посту до последнего вздоха, до последней капли крови, – все так же сухо ответил комендант.

– И умер бы, как умирает последний луч солнца, когда к ночи на западе поднимается туча, – добавила она.

– Ты очень добра, о Хуррем, сравнивая простого солдата с Божьим сиянием, – с поклоном ответил верный соратник Сулеймана.

А султанша Эль Хуррем в ту минуту вынесла смертный приговор своему любимцу, Касыму-паше, коменданту Стамбула. Во имя Селима – малолетнего сына своего, будущего халифа и султана Османов.

Приговор этот был окончателен и не подлежал пересмотру. Очами своей души она уже видела голову Касыма на одном из крюков, вбитых в стены страшных царских ворот Баб-и-Хумаюн, и черных воронов, клюющих глаза преданного адъютанта ее мужа.

– Тяжелое дело – властвовать, – тихо, как бы про себя, проговорила она.

– И тем тяжелее, чем лучше и чище сердце властителя, – добавил Касым, преданно глядя на нее.

– Нет, о Касым! – вырвалось у нее. – У властителя с чистым сердцем мир в душе! А каково тому, у которого этого мира нет?

Даже не предполагая, о чем говорит прекрасная султанша, комендант столицы спокойно ответил:

– Должно быть, это правда, о наимудрейшая из мусульманских женщин, избранная Аллахом в подруги чистейшему из праведных заместителей Пророка!

Она поблагодарила его взглядом и поднялась. Аудиенция была окончена.

Комендант столицы поклонился ей низко, как святой, ибо султанша Эль Хуррем и в самом деле с девических лет сохраняла облик небесной чистоты. Сложив руки на груди и пятясь к двери, Касым простился с нею словами:

– Да будет благословенно имя твое, как имя Хадиджи, жены Пророка, той, что смиренно несла рядом с ним бремя его жизни!

Когда Касым покинул ее покои и затих шорох его шагов по дорогим коврам, она упала на диван и обхватила руками бархатную подушку, давясь сдавленными рыданиями.

До этой минуты она даже не предполагала, как отчаянно храбр ее муж – тот, который так осторожно, почти робко, входил в ее спальню.

Теперь она гораздо яснее понимала, какие непреодолимые препятствия стоят на пути к исполнению ее плана. И они только усугубились, когда она заглянула в верную и твердую душу Касыма, на помощь которого исподволь рассчитывала. Нет, ни в чем преступном или противозаконном участвовать он не станет. И это касалось не только его – он всего лишь представитель целой плеяды соратников, сплотившихся, словно густой лес, вокруг высокого престола султана. И если не найдется силы, которая рассеет этих преданных людей и сделает их врагами падишаха, ее сын никогда не взойдет на престол. Никогда!..