Антоний Оссендовский: Ленин

Бог снова отдалился. Не был он уже близким, понятным, хорошим. Не вернулся, однако, на небо, в таинственную синеву, затканную золотом солнца, серебром луны и бриллиантами звезд, как рассказывает детям старая нянька Марта. Удалился, но в какой-то другой мир, мрачный, враждебный, ненавистный.

Бог… вино… виселица – все перевернулось вверх ногами в голове мальчика. Слезы давили ему на глаза. Сердце колотилось в груди. Чувствовал он жгучую печаль, грусть о чем-то, что внезапно утратил. Ненавидел он комиссара Богатова, ненавидел Бога.

Один бил в ухо крестьян, которые прямо-таки заливались кровью, другой собственной рукой вздергивал их на виселице. Комиссар бил крестьян за то, что хотели наказать безжалостного богача; революционеры убили царя… За что? С твердым убеждением, что он тоже был недобрым.

В это время отец, испуганный наганом Богатова, оправдывался:

– Хочу сказать, что можем дать крестьянам примеры: обработки земли, выращивания скота, применяемые на Западе.

– А-а! это можно, – согласился комиссар полиции. – Должны, однако, прежде всего, прибегая к силе власти, Церкви, школы, должны удерживать наш народ в повиновении дисциплине, верноподданству царю, в спокойствии и смирении. Иначе нельзя!

– Без сомнения, так как в противном случае появится новый Разин, Пугачев, самозваные вожди народа, ведущие к бунту! – со смехом воскликнул доктор. – А когда наш темный муравейник зашевелится, вот это был бы танец! Со всех нор вылезли бы дьяволы, ведьмы, бесы, вурдалаки и помчались бы перед нашими Иванами, Степанами и Василиями! А те, спокойные, добрые, богобоязненные крестьяне, шли бы с грозным уханием, размахивая ножами, топорами и дубинами, пуская кровь всем встреченным на дороге, надо или не надо! Ради удовольствия увидеть горячую кровь, для убеждения, в конце концов, имеет ли, например, отец Макарий в брюхе красные или голубые внутренности. Га! Возник бы тогда великий грохот и шум, а зарево охватило бы всю святую Русь! Знаю я наш народец! Недалеко отошел от добрых времен татарской неволи. Татары гуляли, прямо-таки земля дрожала, но это пустяк по сравнению с тем, как погуляли бы наши православные Иваны, Алексеи и Кондраты. Уф! Аж мурашки бегают от этих мыслей!

Все задумались, с беспокойством оглядываясь на себя, хотя на столе уже стояла батарея опорожненных бутылок.

– Ой, да, да, доктор, святая правда! – прервал молчание комиссар полиции. – Был бы это танец такой, что пыль поднялась бы до самого неба! Сообщу я вам кое-что об этом.

Все уселись удобней и закурили папиросы. Ульянов подлил пива.

– У Волги, около Самары в прошлом году кочевал табор цыганский. Хищное это, несправедливое племя! Известно, что где цыгане, там воровство. Пропадает добродетель девок деревенских, теряются кони, ха, ха, ха!

– Одну потерю не исправишь, другую еще можно отразить! – заметил, глядя на свой прекрасный крест, отец Макарий.

– То-то и есть! – покачал головой Богатов. – Так и произошло. Какой-то молодец цыганский хаживал по соседней деревне, высмотрел себе красавицу, ну и спал с ней в осеннюю ночь на мягком сене. Не только, однако, на любовь тратил время! Высматривал, что и где, у кого из крестьян можно бы урвать. Цыгане похитили три наилучших коня, удрали на другой берег, продали добычу татарам и исчезли в степях, как стая волков. Крестьяне долго искали украденных лошадей и узнали, что они у татар.

Александр Ульянов, старший брат Владимира Ульянова.

Фотография. XIX век

Шептались о чем-то, советовались со своим попом и одной ночью совершили нападение.

Забили до смерти дубинами и зарубили топорами восемь татар и отобрали коней. Авантюра, жалобы, шум, суд! Пять из них пошло на каторгу 5…

Годом позже табор кочевал поблизости и молодой цыган пожаловал к брошенной возлюбленной. Схватили его. Началось представление, настоящий спектакль! Ой, что это было! Девку обвиняли в том, что она ведьма, потому что одна из пожилых крестьянок собственными глазами видела, как красавица летала на метле! Привязали девушке на шею старый мельницкий камень и бросили ее туда, где на Волге образуется водоворот. Исчезла, как щенок… С цыганом позабавились по-другому. Связали ему руки ремнем, намазали его медом и повесили в лесу над муравейником так, что касался он его ступнями. Вся деревня в течение трех дней и ночей ходила смотреть, как конокрада живьем пожирали муравьи! Двух крестьян приговорили позже на три года каторжных работ.