Илья Ильф - Записки провинциала. Фельетоны, рассказы, очерки

«Киевлянин» сошел с рельс.

Его поставили обратно, и провожаемый восхищенными взглядами волжанок вагон снова двинулся в путь.

После этого движение по линии Вокзал – Кремлевский элеватор было прекращено на четыре часа.

«Красавец» опять сошел с рельс.

Слегка изумленные рабочие вновь поставили его «в рамки».

Засим движение по линии Вокзал – Кремлевский элеватор в этот день более не возобновлялось, а «киевлянина» ставили «в рамки» всю ночь.

Только тогда покраснели неизвестные благодетели – спецы. Оказалось, что вагон слишком тяжел для нижегородских путей и ходить по ним не может .

Итак, вас все‐таки довезли по Рождественской улице до дебаркадера Волжского госпароходства.

При всех разговорах о слабости ярмарочного оборота и несмотря даже на то, что ярмарка превращается постепенно в ярмарку лишь образцов, все же пристани работают оживленно.

На ярмарку завезено, завозится и развозится порядочно грузов. Просторные дебаркадеры завалены бочками с астраханской сельдью, бунтами проволоки, ящиками стекла, чугунными горшками, сабзой, хлопком, лесом, мокро-солеными кожами и вообще всем, что можно свезти водой.

У стенок набережной под надписями «Чаль за кольца, решетку береги, стены не касайся» толпятся крючники.

Ждут работы!

Трубя и распространяя вокруг себя курчавые, как цветная капуста, волны, приваливает паротеплоход из Астрахани.

Пассажиры шаркают и восклицают, крючники вонзают свои железные когти в мешки, кто‐то дивно и весьма нецензурно ругается, гремит железо, шныряют пискливые катера, и перс, молчаливый и тонкий, с легким страхом дает дорогу крючнику, волокущему шестипудовый ящик.

– Ворот расстегни! Задушит! – кричат сзади.

– Обойдется! – хрипит грузчик. – Тетка, сойди с дороги!

Тетка шарахается. Непрерывной цепью ползут грузчики. Трещит, как канарейка, пароходный флаг. По головам летит ветер.

В легком и секучем дожде работа продолжается.

В зеленом сквере Главного дома у фонтанного бассейна играют дети и толпятся дельцы.

Тут и острый московский башмак, и войлочная крестьянская шляпа, и черный колпачок перса.

Сдержанно бурлит «коммерческий» воздух.

Кругом, в ярмарочных складах, лежит завезенного товара четыре миллиона пудов.

Торгующих наехало много.

Они всюду снуют, присматриваются, трогают на ощупь, примериваются глазом.

За стеклянными перегородками банков есть деньги для кредита.

И все же сделки совершаются туговато. Не так много, как надо.

К первому сентября заключено сделок приблизительно на двадцать восемь миллионов, и за банковскими перегородками деньги лежат нетронутыми – кредит почти не использован.

Какие же есть препятствия к более сильному развитию торга?

Многие тресты и синдикаты, по сравнению с прошлым годом, товаров привезли:

– Меньше!

Вот что они говорят по этому поводу:

– Мы за этот год организовали ряд отделений.

У Текстильсиндиката их восемьдесят три.

У Резинотреста – тридцать, у Кожсиндиката – шестнадцать, а у остальных – в этом роде.

– Зачем же нам возить на ярмарку много товару, если мы снабжаем районы через эти отделения!

– А еще торгуем слабо, что покупатель ждет дальнейшего снижения цен и не торопится.

Так говорят тресты.

Но покупатель на ярмарке все‐таки есть.

Кооперация привалила на ярмарку в большом числе.

Она имеет до тридцати пяти миллионов гарантированного кредита, а всего до семидесяти миллионов рублей.

– Но многих нужных товаров кооперация не находит!

А некоторые часто не удовлетворяют крестьянского спроса. – Вот товар! Хорош, и цена сходная, но нам не годится. Фасон не такой. У нас такой фасон не пойдет.

И кооперация, организованный потребитель, требует от организованной промышленности:

– Дайте то, что нужно.

Торгующий на ярмарке должен знать спрос на свой товар.

– Купец Кузнецов, – говорит т. Малышев, – знал потребность ярмарки в товаре. Нашим купцам нужно научиться тому же!

Дельцы бегут на работу – на биржевое собрание.

Милиционер строго озирает дорожки.

Не швырнул ли кто‐нибудь окурка?

Но никто не нарушил институтской чистоты песочной аллеи, и милиционер отходит к входу в Пассаж.

В Бразильском саду, где между деревьями и матовым прудом расположились ярмарочные увеселения, раздаются разрозненные звука медного вальса.

Ахают, скрипят и летают качели.

Мордатые младенцы блаженно раскатывают на карусельных жирафах.