Илья Ильф - Записки провинциала. Фельетоны, рассказы, очерки

И это не только в области чисто рабочей. Даже из стеклянных сияющих контор, из великолепных банков в год сбегают 90 % конторщиков.

И напрасно Хирам Гордон, как очень многие американцы, сваливает это на бездельников-эмигрантов, не имеющих 100 % американской крови.

Напротив, они сами стараются набрать на заводы как можно больше эмигрантов. Это выгоднее, это дешевле. Так делают угольный и стальной тресты.

Переселенцев легче держать в руках, они еще не организованы, не попали еще в рабочие союзы.

Еще легче справиться с глухонемыми.

Их принимают с большой охотой. Они смирнее зрячих и говорящих. Они уже почти не люди. Они уже почти машина.

– Машина! – говорил Хирам Гордон, и на лице его сверкало поклонение машине.

И тут раскрывается еще одна сторона американской работы:

С виду рабочий работает спокойно, даже вяло. Руки плавно движутся, делая одно и то же небольшое дело. Лицо безучастно.

Но не слышно смеха, не слышно разговора. О куреве не может быть и речи. Внешне медленная работа требует огромного напряжения, внимания. Не пропустить, не пропустить – иначе работа уйдет из рук, машина не станет ждать. Промашка – и тогда вон с завода.

Однообразие дела давит на мозг. Впереди – ничего. Как сегодня стоял и правой рукой всовывал болт в машину, а левой вытаскивал из корзинки уже нарезанным, так завтра, послезавтра, через месяц, через год, так всегда.

Работа доведена до того, что не машина стала в помощь человеку, а человек превратился в машину, работающую с наивозможнейшей быстротой.

И вот из‐за этого бегство с завода. Человек не выдерживает и уходит, несмотря на хорошую плату.

Конец рабочего дня. Колокол. Одна смена уходит, другая приходит. Первая бежит нервно, торопливо, скорее вон с завода, вторая входит медленно, безучастно, что ей спешить на каторгу!

Рядовой американский рабочий не любит своей работы, ненавидит свой завод. Он слишком много отнимает. Слишком много душит.

Это перегнутая палка.

Мы не делаем так, мы палки не перегибаем, не рассчитываем времени. Голыми руками мы не построим своей страны. Нам нужна электрическая сила. Нам нужна машина.

Эту машину иметь мы будем. У Америки мы учиться будем. Это страна величайшей техники.

Американизировать свою жизнь мы должны. Мы должны работать крепче и шибче. Но наша машина не задавит рабочего, она не будет им командовать, выжимать из него жизнь непосильными уроками, от которых человек сгорает в несколько лет, так и не сделавшись, несмотря на все обещания, «миллионером» или «президентом». Миллионером или президентом в Америке можно сделаться, но не своим трудом, а чужим.

Рабочий и машина построят Советскую страну. Машина, превращающая и рабочего в машину, построила в Америке только капиталистический ад.

Ревельский кабак «Драная собака» в ночь происшествия имел обычный вид.

Воры, завсегдатаи «Собаки», пили и пели, как всегда.

За столом у двери, всё так же виднелось лицо тайного полицейского агента, увешанное заведомо фальшивыми усами и бородой.

Агент, по причине скудости получаемого от эстонского правительства содержания, скучал над пустым бокалом до часу ночи.

Ровно в это время дверь с размаху открылась, и в подвал вкатилась фигура.

При одном взгляде на нее агент побледнел, трусливо поправил бороду и вытянулся за своим столиком, как столб.

Между тем ничего поражающего будто не произошло.

Вошедший человек молча стоял посреди кабака.

– Нализался? – насмешливо спросили с ближайшего столика.

– Угу! – ответила фигура.

Звуки этого голоса окончательно потрясли агента.

Изнывая от почтения, он попробовал приблизиться к вошедшему, но даже не сдвинулся.

– Не могу! Окончательно не могу! Не смею!

За дальнейшим он только окаменело следил, охая и издавая отрывочные восклицания:

– Он, он! Непременно он! Никто другой!

Хотя пришлец, как видно, не был знаком никому из воров, но его дивное и полное опьянение немедленно вызвало самые жаркие симпатии.

– Присаживайся! На, глотни! Что ж это ты так рано?

– Коньяк пил! – кратко возразил пришлец.

– И еще пей!

– И буду! От меня горничная ушла! Не хочет у изверга служить!

– Осподи! – охнул агент.

Воры хохотали и колотили пьяницу по плечу.