Люси Монтгомери - Энни из Эвонли

Энни увидела их, выйдя из каменного дома, и увидела что-то такое в лице мисс Лаванды, что с трудом заставила себя побеспокоить ее.

– Боюсь, нам надо идти, Пол, если мы хотим успеть домой засветло. Но, мисс Лаванда, я очень скоро собираюсь пригласить себя в Обитель эха на целую неделю.

– Если вы приедете на неделю, я продержу вас две, – пригрозила ей мисс Лаванда.

Настал и прошел последний день занятий в школе. Торжественно прошла полугодовая экзаменовка, и ученики Энни показали себя блестяще. В конце они вручили Энни адрес и ученическую доску. Все девочки и присутствовавшие дамы плакали, к ним присоединились и некоторые мальчики, хотя потом они всегда отрицали этот факт.

Жены Хармона Эндрюса, Питера Слоуна и Уильяма Белла пошли домой вместе и по дороге разговорились.

– Я все думаю, какая жалость, что Энни уходит, а дети так привязались к ней, – вздохнула миссис Слоун, которая имела привычку вздыхать по любому поводу, даже ее шутки заканчивались вздохом. – Впрочем, – поторопилась добавить она, – в следующем учебном году у нас будет тоже хорошая учительница.

– Джейн исполнит свои обязанности как положено, я не сомневаюсь, – сказала миссис Эндрюс несколько натянутым тоном. – Я не думаю, что она будет рассказывать детям так много сказок и проводить с ними так много времени, гуляя по лесу. Имя Энни внесено в почетный инспекторский лист, и люди в Ньюбридже очень обеспокоены, что она уходит.

– Я правда рада, что Энни идет в колледж, – сказала миссис Белл. – Она всегда хотела в колледж, это будет хорошее дело для нее.

– Ну не знаю. – Миссис Эндрюс в этот день была решительно настроена полностью не соглашаться ни с кем. – Не думаю, что Энни нуждается в образовании. Она, скорее всего, выйдет замуж за Гилберта Блайда, если его увлеченность ей продержится до окончания им колледжа. И тогда зачем ей эти греческий да латынь? Если ее научат в колледже, как вертеть мужчиной, тогда ей еще есть смысл поучиться.

Миссис Эндрюс, согласно эвонлийским слухам, так и не училась вертеть своим «мужчиной», и в результате дом Эндрюсов не стал образцом семейного счастья.

– Я слышала, что мистера Аллена приглашают в Шарлотт-таун, – сообщила миссис Белл, – а это значит, что мы его скоро потеряем, я полагаю.

– До сентября они не уедут, – сказала миссис Слоун. – Это будет большая потеря для нашей общины, хотя я и считала, что миссис Аллен одевается слишком легкомысленно для жены священника. Но кто из нас не без недостатков? А вы заметили, какой мистер Харрисон сегодня был чистенький да глаженый? Никогда не видела, чтобы мужчина так быстро переменился. Каждое воскресенье ходит в церковь, внес деньги на жалование священнику.

– А как Пол Ирвинг вырос! Какой стал большой мальчик, – отметила миссис Эндрюс. – А ведь какой был крошка, когда пришел! Заявляю вам, я его еле узнала сегодня. Он становится очень похожим на своего отца.

– Да, очень симпатичный мальчик, – согласилась миссис Белл.

– Симпатичный, конечно но, – миссис Эндрюс понизила голос, – он рассказывает какие-то странные байки. Тут Грейси пришла домой из школы, это на прошлой неделе, и начала нести такую чушь о каких-то людях, которые живут на берегу. Это он ей рассказал. Сплошная ерунда, ни слова правды. Я сказала Грейси, чтобы она не верила ему, а она говорит, что Пол и не хотел убеждать ее, что это правда. А если нет, чего же он тогда все это рассказывал?

– Энни говорит, что Пол гениальный мальчик, – вставила миссис Слоун.

– Он может быть. От этих американцев никогда не знаешь, чего ждать, – непреклонным тоном заявила миссис Эндрюс. Слово «гений» она встречала только в сочетании с весьма простонародными выражениями. Она, как и Мэри-Джо, считала, очевидно, что так зовут людей, у которых «чердак» не в порядке.

Тем временем Энни в одиночестве сидела за своим столом в классе так, как она сидела за ним в свой первый день, два года назад, подперев подбородок рукой, устремив влажный взор в направлении Озера Сверкающих Вод. У нее было так тяжело на душе от расставания с учениками, что на какой-то момент колледж потерял для нее свою привлекательность. Она еще чувствовала на шее объятия Аннетты Белл и слышала детский плач и слова: «Я больше не полюблю своего учителя, как вас, мисс Ширли. Никогда, никогда».

Два года она всю себя отдавала работе, делая ошибки, учась на них. И была вознаграждена за свою работу. Она кое-чему научила своих учеников, но чувствовала, что они преподали ей больше уроков. Это уроки ласки, сдержанности, понимания милой детской мудрости, знания детских сердец. Возможно, ей не удалось вселить в своих учеников высокие амбиции, но она научила их, больше с помощью своих собственных качеств, чем умных задумок, что предстоящую им жизнь надо прожить красиво и достойно, твердо держась правды, вежливости, доброты и сторонясь лжи, грубости и жадности. Они, пожалуй, даже не знают, что выучили эти уроки, но будут помнить их и тогда, когда забудут столицу Афганистана и даты войны Алой и Белой Роз.