Эрих Мария Ремарк - Возвращение с Западного фронта (сборник)

– М-да, это не шутки, – сказал Керн.

Классман кивнул.

– А я с ним и не стану шутить, когда вернусь домой.

– Может, к тому времени его собственный сын донесет на него. Может, тогда уже коммунистам.

Классман озадаченно посмотрел на Керна:

– Думаете, что это настолько затянется?

– Не знаю. Во всяком случае, я не представляю себе, что когда-нибудь вернусь обратно.

Штайнер прикрепил национал-социалистический партийный значок под левым лацканом пиджака.

– Замечательно, Бер! – сказал он. – Откуда он у вас?

Доктор Бер усмехнулся:

– Мне его дал один пациент. Он попал в автомобильную катастрофу недалеко от Муртена и сломал себе руку. Я наложил ему шину. Сначала он разговаривал со мной осторожно и всячески превозносил Третий рейх. Но потом мы выпили коньяку, и тут он вдруг начал почем зря ругать весь этот кавардак. А прощаясь, оставил мне на память свой партийный значок. К сожалению, ему пришлось вернуться в Германию.

– Благослови его Господь! – Штайнер взял со стола синюю папку и раскрыл ее. В папке лежали какой-то список и пропагандистские воззвания. В углу списка стоял штамп со свастикой. – Думаю, этого достаточно. На такую удочку он наверняка поймается.

Воззвания и список Штайнер тоже получил от Бера, которому какая-то нацистская партийная организация в Штутгарте по совершенно загадочным причинам присылала такие материалы уже не первый год. Отобрав несколько листовок, Штайнер решил произвести налет на обитель Аммерса: Бер рассказал ему, что произошло с Керном.

– Когда вы уезжаете? – спросил Бер.

– В одиннадцать. Но перед отъездом я обязательно верну вам значок.

– Ладно. Буду ждать вас с бутылкой фандана.

Штайнер отправился в путь. Подойдя к дому Аммерса, он позвонил. Ему открыла горничная.

– Я желаю переговорить с господином Аммерсом, – заявил он. – Моя фамилия Губер.

Девушка ушла и вскоре вернулась.

– Вы по какому вопросу?

Ага, подумал Штайнер, это уже заслуга Керна. Он знал, что Керна тогда не спросили о причине его прихода.

– Партийные дела, – коротко ответил Штайнер.

На сей раз появился Аммерс собственной персоной. Он с любопытством уставился на Штайнера. Тот небрежно протянул ему руку.

– Партайгеноссе Аммерс?

– Да, это я.

Штайнер отвернул лацкан пиджака и показал значок.

– Губер, – представился он. – Я из международного отдела и должен расспросить вас кое о чем.

Аммерс тут же встал по стойке «смирно» и поклонился пришельцу.

– Пожалуйста, прошу войти… господин… господин…

– Губер! Просто Губер! Ведь вы отлично знаете, вражеские уши подслушивают везде!

– Знаю, знаю! Ваш приход, герр Губер, – особая честь для меня!

Расчет Штайнера оказался верным. Аммерсу и в голову ничего не пришло. Чувство слепого повиновения и страх перед гестапо слишком глубоко засели в нем. Но даже если б у него и возникло подозрение, – все равно в Швейцарии он не мог причинить Штайнеру никакого зла. У того был на руках австрийский паспорт на имя Губера, и никто не мог бы проверить, связан ли он с нацистскими организациями в Германии. Этого не могло бы установить даже германское посольство, информированное далеко не обо всех тайных пропагандистских мероприятиях.

Аммерс провел Штайнера в гостиную.

– Садитесь, Аммерс, – сказал Штайнер и сам уселся в кресло хозяина.

Он полистал в своей папке.

– Партайгеноссе Аммерс! Вам известно, что в своей работе за рубежом мы руководствуемся одним главным принципом – принципом полной, так сказать, бесшумности.

Аммерс понимающе кивнул.

– Соблюдения этого принципа мы ждали и от вас. Ждали бесшумной работы. И вдруг мы узнаем, что вы привлекли к себе совершенно ненужное внимание из-за какого-то молодого эмигранта!

Аммерс подскочил на стуле.

– Но ведь это же настоящий преступник! Последнего здоровья меня лишил, на посмешище перед всеми выставил, сволочь такая!

– Это он-то выставил вас на посмешище? – Штайнер резко оборвал его. – Перед всеми? Ну, знаете ли, партайгеноссе Аммерс!..

– Не перед всеми, не перед всеми! – Аммерс понял, что допустил ошибку. От волнения он чуть было совсем не зарапортовался. – Только перед самим собой… вот что я хотел сказать!..

Штайнер не спускал с него сверлящего взгляда.

– Аммерс, – медленно проговорил он, – настоящий партайгеноссе никогда не может быть посмешищем даже в собственных глазах! Что с вами творится, милейший? Уж не подточили ли ваше мировоззрение какие-нибудь демократические кроты? Посмешище! Это слово вообще неприменимо к нам! Посмешищем могут быть только наши противники! И это принципиальный тезис!