Артур Дойл: Влиятельный клиент

– Нет-нет, – воскликнула женщина. – Денег мне не надо. Я хочу сама с ним расплатиться. Это и есть моя цена за услуги. Раз мы с вами заодно, я в вашем распоряжении и завтра, и вообще в любой момент, когда понадоблюсь. Толстяк всегда может меня разыскать.

Мы расстались с Холмсом до следующего вечера, а когда вновь встретились за обедом в нашем излюбленном ресторане на Стрэнде, я осведомился, как прошел визит к мисс де Мервиль. Холмс пожал плечами и рассказал мне то, что я теперь беру на себя смелость передать своими словами, так как его собственное повествование, несколько тяжеловесное и сухое по стилю, было бы лишено живости и увлекательности.

– Договориться о встрече было нетрудно, – начал Холмс, – потому что в стремлении хоть как-то загладить свою ужасную вину перед отцом – а именно так расценивается ее обручение с бароном – девушка в мелочах выказывает беспрекословное повиновение его воле. Генерал по телефону известил меня, что она готова нас принять. В назначенный час явилась наша решительная соратница, так что в половине шестого мы были уже у дома номер сто четыре на Баркли-сквер, где в настоящее время и проживает герой былых сражений. Это оказался один из мрачных лондонских замков. По сравнению с ними даже церкви кажутся фривольностью. Нас провели в гостиную, где в позе ожидания стояла мисс де Мервиль, бледная, серьезная и сдержанная, недоступная и непреодолимая, словно снежная вершина.

Честно говоря, мне трудно описать ее, Уотсон. Думаю, после встречи с ней, если, конечно, таковая состоится, вы, как прирожденный рассказчик, это сделаете гораздо лучше меня. Она, безусловно, очень хороша собой, но красота ее какая-то необычная, неземная, в ней что-то отрешенное. Такие лица писали средневековые мастера. И как только удалось этому подлецу заманить в свои грязные сети столь прелестное создание, вот что остается для меня загадкой! Впрочем, как говорят, крайности сходятся. Низменное и возвышенное, последний негодяй и непорочный ангел. Однако подобного сочетания я все же не встречал.

Она, конечно же, знала, зачем мы пришли, – злодей успел напустить яду и на этот раз. Правда, появление мисс Уинтер, мне показалось, ее несколько удивило, хотя это никак не отразилось на ее поведении. С видом преподобной аббатисы, снизошедшей до приема прокаженных нищих, она жестом приказала нам сесть. А от того, что мисс де Мервиль наговорила, у вас сейчас голова кругом пойдет, дорогой мой Уотсон.

«Итак, сэр, – произнесла она тоном, от которого можно было задрожать, как от арктического ветра, – мне известно, кто вы такой и зачем вы ко мне пожаловали. Предупреждаю вас сразу: можете считать вашу попытку очернить в моих глазах моего жениха барона Грюнера неудачной. Я согласилась на встречу с вами лишь потому, что об этом просил меня отец, и результат ее не способен повлиять на мое решение стать женой барона».

Как мне стало жаль ее, Уотсон! На какое-то мгновение я даже представил себя на месте ее отца. Красноречие находит на меня довольно редко – по большей части мною руководит разум, нежели сердце, – но тут уж я постарался вложить в свои слова всю теплоту, на которую только способен. Потом, не жалея красок, я обрисовал ей и то ужасное положение, в которое попадает женщина после замужества, если до того не узнала истинного характера своего избранника, и то повиновение, с каким она вынуждена будет переносить фальшивые ласки этих отвратительных рук и похотливых губ. Я был беспощаден к ее стыду, страху, страданиям, к безвыходности ее положения. Но все напрасно. Мои страстные речи не вызвали ни румянца на ее бледно-матовых щеках, ни даже какого-то проблеска чувств в отсутствующем взгляде. Я сразу вспомнил, что говорил мне мошенник о гипнозе. Можно подумать, будто она, однажды впав в транс, так и продолжает пребывать в этом состоянии. И в то же время в ее ответах не было ничего неопределенного.

«Я терпеливо выслушала вас, мистер Холмс, – заявила она. – Однако ничего нового вам сказать не могу. Я прекрасно знаю, что Адельберт, то есть мой жених, в прошлом вел весьма бурную жизнь, в течение которой ему пришлось испытать и горечь ненависти, и ужасную несправедливость клеветы. Вы не первый из тех, кто приходит ко мне с подобной ложью, но зато, я думаю, последний. Возможно, вы и желаете мне добра, хотя, как я слышала, вы работаете за деньги, так что вам должно быть все равно, действовать ли в интересах барона, или против него. Во всяком случае, я хочу, чтобы вы поняли это раз и навсегда: мы с ним любим друг друга, а мнение других по поводу наших отношений интересует меня не более, чем щебет птиц за окнами. Если ему и случалось оступиться, то, может быть, именно мне и суждено наставить на путь истинный его благородную душу. Однако я не понимаю, – она повернулась к моей спутнице, – при чем здесь эта молодая особа?»