Осип Мандельштам - Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник)

Развитие мысли статьи «Слово и культура» о том, что будущее принадлежит поэтике, органически вырастающей из слова, а не насилующей слово, разворачивается в серии статей 1922–1923 гг. В Заметках о поэзииэто противоположность поэтики мирской и интеллигентской («византийской»); в частности, богатой и скудословной (выпад против «Пламенного круга» Ф. Сологуба, а в ранней редакции статьи – даже против «паркетного столпничества» Ахматовой), национальной и чужеязычной (ср. «Слаще пенья итальянской речи…» в «Чуть мерцает…»): Давайте нам «Библию для мирян» – значит «написанную на родном, а не на латинском языке»: в первую очередь в памяти ОМ, конечно, немецкий перевод Библии Лютера нач. XVI в. Два пути к национальной речи – это Хлебников, идущий от корней ее в обход поверхностных наносов, и Пастернак, продолжающий «домашнюю» стихийность Фета без оглядки на условную поэтичность. Нике в концовке статьи – знаменитая статуя летящей богини Победы. В Письме о русской поэзиитаким же образом противопоставляется экстенсивная поэтика символизма и интенсивная – органической поэзии: символизм обвиняется в непосильно торопливом безразборном присвоении западной культуры (а имажинизм – в таком же присвоении одного из элементов этой культуры – метафоры). Им противопоставляются Блок, осваивавший Запад спокойно и естественно, не теряя русской домашности ( М. Гарциа – испанский певец сер. XIX в.), Анненский, освоивший античность, но не впустивший ее, чужеродную, в свою оригинальную лирику, а за ними Кузмин, Клюев и Ахматова с их прочными корнями в русской классике. В статье Литературная Москваэкстенсивная поэтика, в свою очередь, раздваивается на изобретенье и воспоминанье: первое, у футуристов («МАФ»), бесплодно, потому что не дает приращенья ‹энергии›, как естественная иррациональная поэзия, а только тратит ее (попутно – колкость о Маяковском, превращающемся в пародию на себя; его выступления с «чисткой поэзии» в Политехническом музее – январь – февраль 1922); второе, у неоклассиков, вырождается в эпигонство «Лирического круга» (группа во главе с А. Эфросом, издавшая в 1922 г. одноименный альманах, где и сам ОМ напечатал два стихотворения). Вне этого раздвоения ОМ по-прежнему с надеждой ставит Б. Пастернака. Женская поэзия 1922 г. – «Версты» М. Цветаевой, «Крылатый гость» А. Радловой, «Розы Пиэрии» С. Парнок; А. Адалис печаталась лишь в периодике. Миф об Изиде рассказывал, как она собирала растерзанные члены своего мужа и брата Озириса, но не могла найти его детородный член, чтобы родить от него сына. Ф. Я. Долидзе – деятельный в 1910–1920-х гг. импресарио. Наиболее пространно (с некоторыми повторениями) вся эта панорама современной русской поэзии обрисована в статье Буря и натиск(заглавие – от Sturm und Drang, немецкого новаторского литературного подъема второй половины XVIII в.). Здесь примечательно открытое причисление акмеистов к младшим символистам, важное различение понятий прошлое и вчерашний день, высокая оценка Вяч. Иванова и Ф. Сологуба, определение Ахматовой как вульгаризации Анненского, определение Хлебникова легкая поэтическая болтовня и пр. «Новый Ролла» – поэма Кузмина, заглавием отсылающая к поэме «Ролла» Мюссе; Ф. Коппе, французский парнасец-реалист, назван как образец невысокопробной поэзии на темы прозы.

Блок – важнейшее мерило русской поэзии, поэтому ему посвящена отдельная статья Барсучья нора [91](первый вариант которой был напечатан к годовщине со дня смерти поэта), выводящая его из домашнего периода русской истории (Аполлон Григорьев, Костомаров, Соловьев, Ключевский) как просвещенного консерватора, интенсивно обогащающего свою поэзию, но ни с чем не порывающего, вплоть до монументальной частушки «Двенадцати», – в противоположность «конквистадорству» других символистов. Понять и оценить это можно только научным взглядом, отсюда добрые слова о научных работах В. Жирмунского («Поэзия Александра Блока») и Б. Эйхенбаума («Судьба Блока») и осуждение публицистических статей Р. В. Иванова-Разумника, лирических эссе Ю. И. Айхенвальда и честных воспоминаний В. А. Зоргенфрея. (Ср. высокую оценку речи и статьи И. А. Аксенова о В. Хлебникове в «Союзе Поэтов» и в «Печати и революции», 1921, № 3, – в статье «Литературная Москва». Любовь, которая движет… – последний стих «Комедии» Данте. Это же требование научного подхода, а не критического высокомерия, – в статье Выпад(поставленной в сб. «О поэзии» на программное второе место) с ее неожиданной апологией родового символического лона и обличением полуобразованной интеллигентской массы, лишившейся чувства языка. ( Профессор N – Д. Н. Овсянико-Куликовский, 1853–1920, – автор «Истории русской интеллигенции», I–III, где персонажи русской классической литературы рассматривались «как живые люди».) Портрет этой «полуобразованной массы», загораживающей путь настоящему читателю, – в статье Армия поэтов(с воспоминанием о 1919–1920 гг., когда из-за недостатка типографской бумаги стихи читались в «Кафе поэтов» у футуристов, в «Стойле Пегаса» у имажинистов и т. д.). В. Каверин вспоминал, как ОМ сурово отговаривал его писать стихи точно такими же доводами.