Осип Мандельштам - Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник)

Причудливым откликом на политическую современность явилось стих. «Опять войны разноголосица…»: Англия пригрозила советской России войной, в ответ был брошен призыв создавать советскую авиацию, стихотворение ОМ было напечатано (в расширенной редакции) в антологии стихов на авиационные темы «Лёт» (1923). Описывается создание аэроплана на алгебраических пирушках науки, его превращение из эбеновой игрушки (школьная электрическая машина?) в военную силу против существ коротких, ластоногих (люди, видимые с высоты; ср. «Шум времени», гл. 10) на службе капитализма ( власть немногих ) . Победители… ломали крылья стрекозиные – уничтожение германского воздушного флота по условиям Версальского мира. Призыв ко всеобщему примирению и космической дружбе напоминает «Зверинец» ОМ и стихи В. Хлебникова; пшеница эфира (ср. статью «Слово и культура») – образ из мистической философии Г. Гюрджиева о голоде и сытости космоса. Бури яблоко – вместо мифологического «яблока раздора»; брашна – яства, камчатная скатерть – узорная; медуница здесь – рабочая пчела (аэроплан, ставший мирным). Многоочитое небо – образ из Апокалипсиса, 4, 6, ср. стих. «Не искушай чужих наречий…»; альфа и омега – начало и конец (тоже новозаветный образ). От пространной редакции этого стихотворения откололись два маленьких: «Как тельце маленькое крылышком…» – о дальнем самолете в небе, всклянь (до краев) полном солнца; дай мне имя (как Адам всем предметам: неожиданный мотив раннего акмеизма, ср. «Как облаком сердце одето…») – может быть, «назови меня мирным, а не военным»; «Ветер нам утешенье принес…» – о налете стрекоз-аэропланов ( ассирийских, воинственных, ср. «Девятнадцатый век» и «Гуманизм и современность») из мрачного уголка слепой лазури с враждебной звездой (ср. страх звезд в ранних стихах); Азраил – ангел смерти (образ из Блока и Лермонтова).

Два идиллических стихотворения посвящены Москве (в настоящем), Московский дождик, и окраинному Петербургу (с оглядкой на прошлое), «Вы, с квадратными окошками, невысокие дома…»( квадратные окошки – образ из мрачного стих. И. Анненского; электрическая кофемолка была предвоенной новинкой). Загадочным остается стих. «Сегодня ночью, не солгу…», похожее на описание тяжелого сна и перекликающееся с пушкинскими сном Татьяны и сценой в корчме из «Бориса Годунова» (отмечено Ю. Л. Фрейдиным; гарнец – мера зерна, равная 3,3 л).

Зимой 1924–1925 г. ОМ переживает сильное, но безответное увлечение Ольгой Александровной Ваксель (1903–1932), едва не поставившее под угрозу его брак с НЯМ. Оставило оно след и в поэзии – стихотворения «Я буду метаться по табору улицы темной…»и «Жизнь упала, как зарница…»(Впрочем, В. Катаев в беллетристических мемуарах называет героиней первого стихотворения НЯМ, которую друзья «умыкнули» у ОМ в суматохе театрального разъезда.) Ветка черемухи – как обычно, символ любви, клавиши мерзлые торцовой мостовой – образ из Гоголя (и, может быть, Маяковского в «Войне и мире»). Куколь (купол, собств. «капюшон») Таврического дворца и кипень Таврического сада возле дома, где жила Ваксель, ангел – на Исаакиевском соборе близ гостиницы «Астория», где она служила; мимо них ведет влюбленных, отрешившихся от земной тяжести ( валенки сниму ), путь из лживого быта здешней жизни в иной мир. В 1931 г. О. Ваксель вышла замуж за норвежца и уехала в Осло (НЯМ предполагала, что на это намекают строки «Греки сбондили Елену По волнам» в стих. «Я скажу тебе с последней…» и сонеты Петрарки об утрате возлюбленной) и там покончила самоубийством: см. «Возможна ли женщине мертвой хвала?..».

После долгого перерыва, занятого работой над прозой и переводами (от 1925–1929 гг. сохранились лишь 4 книжки детских стихов да несколько шуточных стихотворений), «стихи вернулись» во время поездки 1930 г. на Кавказ: в мае – июне в Ереване ОМ читает знакомым «Ах, ничего я не вижу…», в октябре в Тифлисе завершает цикл Армения; многочисленные параллели к нему – в очерках «Путешествие в Армению». Циклу предпослано стих. «Куда как страшно нам с тобой…», обращенное к НЯМ ( товарищами называли мужей партийные жены; дурак вместо «дура» в обращении к женщине – «явно ласковое» слово, замечает НЯМ; ореховый пирог они ели на ее именины 30 сентября). Эпиграф к «Армении», «Как бык шестикрылый и грозный…»(с реминисценцией из романса «Как сон неотступный и грозный…»), первые два стихотворения цикла и стих. «Как люб мне натугой живущий…»составляли первоначально одно стихотворение. Армения для ОМ – двуликая окраина мира, форпост христианства, заброшенный на персидский Восток (4), к трубам серебряным Азии (6, реминисценция из Катулла, см. статью «Слово и культура»); она существует вполовину, как переводная картинка с настоящей Армении, ее Арарат ( огромная гора над Эриванью и Эчмиадзином, 8) остался за турецкой границей (1), она полумертва под гнетом ассирийских шестикрылых быков и персидских воевод- сардаров (2, 4), иссохла без моря ( якорей и трезубцев, 2 ) в москательные сурик и охру (2–4; рисующий лев – изображение на карандашной коробке), старинные осьмигранные церкви похожи на тружеников (1, 4), азбука – на клещи и скобы (2), даже поэтические розы Гафиза (персидская любовная поэзия XIV в.) добываются тяжелым трудом (5). Стих. 7 изображает развалины круглого храма Звартноца, стих. 10 – селение Аштарак (см. «Путешествие в Армению»). Курдины (курды) в ст. 9 – сектанты езиды, по-манихейски чтущие дьявола наравне с Богом; лаваш (3) – тонко раскатанный армянский хлеб, окарина (8) – глиняная дудочка. Образы языка и клинописной книги (2, 12) развернуты в стих. «Колючая речь Араратской долины…», львиный пенал ( 2 ) дал толчок к воспоминанию «Не говори никому…»( птица, старуха, тюрьма – ср. в «Феодосии» гл. «Старухина птица»; …не сбирал – ср. в «Путешествии в Армению» гл. «Москва»).