Мариам Ибрагимова - Разные бывают люди. Охотник Кереселидзе (сборник)

Окинув любопытным взглядом небогатое убранство хаты, цыганка задержалась на деревянном добротно сделанном сундуке. Из-под полосатого рядна, покрывавшего его, выступал огромного размера замок. Этот замок, пожалуй, больше всего привлёк внимание гостьи, она не сомневалась, что, если и есть что-то стоящее в доме, там оно и хранится.

– Тётечка, а как вас величать? – спросила Анка, придвигая табурет.

– Лайна, тётушка Лайна, – ответила цыганка. Засунув руку за пазуху, извлекла шёлковый кисет на шнурке и, развязав горловинку, достала замусоленную, с потёртыми углами колоду карт. Когда Анка уселась напротив, тётушка Лайна, глянув на неё тёмными проницательными глазами, спросила: – На кого кидать велишь, на себя иль на короля?

– Лучше на него, на Василька моего. Давненько вестей от него не получала. Может, узнаете, жив он или нет, аль в плену мается.

Цыганка ловила каждую фразу каждое слово, которое могло пригодиться ей, и сыпала вопрос за вопросом:

– А какой он у тебя, молодой аль в годах, чернявый или белявый?

– Молоденький мой Василёк, глаза серые, брови чёрные, кудри каштановые, нос ровный, губы толстые – добрый, значит, – заключила Анка.

– Бубновый король, – сказала цыганка и, перебрав колоду, вытащила из неё бубнового короля.

– Приложи к сердцу, потом к голове и задумай желание, – ласково сказала цыганка.

Анка взяла карту, сделала всё так, как просила гадалка.

– Верни карту назад. – И сама вырвала у неё из рук короля, бросила посреди стола. И, ловко перетасовав карты, вытянула наугад три, покрыла ими бубнового короля сверху и одну положила снизу, шепча: «Что на сердце держишь, что под сердцем таишь…» Потом с четырёх сторон короля разбросала колоду стопками. Беря каждую, разложила карты крестом. По всем четырём сторонам от короля кинула по три карты. Остальные смешала и разложила веером, потом по концам креста положила по три и стала объяснять: – Жив твой Василёк. Не лёг рядом с могильным крестом. Далеко он находится – в казённом доме, душой болеет за тебя.

– Может, в плен попал? – В голосе Анки появилась тревожная нотка.

– Не могу этого сказать, вижу его около дома того казённого, поздняя дорога выпадает ему. Благородный король возле него с разговором крупным и хлопотами. – Тётушка Лайна указала на пикового короля.

– А что это за дама трефовая возле него? – спросила Анка, ткнув пальцем в ненавистную карту.

– Пожилая женщина. Может, врач или сестра милосердная, потому что нечаянный удар между дамой и Васильком твоим на неприятность и болезнь указывает. А вот ты, доченька, справа от него, рядышком, его любовь и надежда.

Цыганка подняла три карты, покрывавшие бубнового короля, и одну снизу.

– Вот видишь, – гадалка покрутила червовую девятку, извлечённую из-под бубнового короля, – под сердцем у него лежит твоя любовь, а на сердце – дом со свиданием поздним и разговором.

Разъясняя значение карт – каждой в отдельности и в сочетании с другими, цыганка всё ловила выражение лица Анки и, видя, как оно оживилось, как засияло ямочками на щеках, осталась довольна собой.

Настроение у Анки и в самом деле стало приподнятым. Сама она знала немного, что значит та или иная карта. В особенности боялась девятки и семёрки пиковой, которые означали удар и слёзы. Но оказалось, что значение имело сочетание одних карт с другими и направление острия пики на карте – вверх или вниз. Если пики не были обращены остриём вниз, то совершенно менялось их значение, зловещий смысл терялся. Старая цыганка, старавшаяся придать всему окраску предсказывания, блестяще разбиралась в этих сложных сочетаниях знаков и изображений.

Раскладывала она свои карты и на другой манер – веером сверху вниз, рядами поперёк. Раскрывая их смысл, отбирала попарно и снова добавляла к нечётному остатку, и снова результат гадания оказывался утешительным.

Щедро отблагодарила Анка тётушку Лайну. Дала ей трёшку, семечки, кукурузной сечки и угостила чайком.

– Захаживайте, тётушка Лайна, на досуге, – сказала гостеприимная хозяйка на прощание.

Спокойно уснула в эту ночь Анка. И снился ей Василий живой и здоровый, из-за какой-то ограды протягивал ей руки, да так и не дотянулся. Проснулась Анка и огорчилась, что не наяву это случилось, а во сне.

С того дня повадилась тётушка Лайна в гости к Анке. Первое время она старательно раскладывала карты, рассказывала заученными замысловатыми словами одно и то же – о любви, надежде, нечаянном интересе, поздней дороге, свидании, выпивке и прочем, связанном незримыми путями с Василием и Анкой. За эти добрые слова, поддерживающие тепло надежды, Анка одаривала старую цыганку не только скромным харчем, делясь последним, но и вещичками из старого замкнутого сундука. Иногда допоздна засиживалась тётушка Лайна у Анки, занимаясь не только гаданием, но и изливая за чашкой чаю и свою душу Смуглое, хмурое лицо старой цыганки, испещрённое сетью тонких морщин, при этом как-то преображалось, становилось мягче, печальнее. Предлагала Анка ей остаться и переночевать, когда та засиживалась допоздна. Но всякий раз цыганка отказывалась, говоря: