Мариам Ибрагимова - Мой дядя Пир-Будаг

Тогда верили в сглаз и всем детям привязывали к ручке бусинки, черненькие, с беленькими точечками, похожими на маленькие глазки. В те времена все в нашем ауле были суеверными. Моя бабушка не разрешала мне ловить мотыльков, которые влетали в комнату, когда зажигали лампу. Она говорила, что их трогать нельзя – это души умерших летают по вечерам. Будучи взрослой, познакомившись с историей древних культов, я узнала, что это элементы анимизма, сохранившегося в народе («анима» – по латыни «душа»). К анимистическим верованиям относился и обряд вызывания дождя при засухе, когда жители села, в основном женщины, выходили в поле, протягивали руки к небу и долго молились, произнося заклинания. И еще я помню, как одна женщина после родов поднялась на высокую гору и кричала проезжающему:

– Эй, человек, едущий на белом коне, сделай так, чтобы прибавилось молока в грудях моих!

Вскоре после того, как распалась коммуна, дядя Арслан-Бек уехал на заработки, оставив дома молодую жену.

Асват оказалась женщиной покорной, работящей и послушной. Бабушка была довольна ею, и я привязалась к ней.

Асват после отъезда дяди Арслан-Бека брала меня в свою комнату и укладывала спать с собой. И в гости к родителям или родственникам водила меня и подкладывала лучшие кусочки, когда нас угощали.

В один из летних вечеров, когда я и Асват легли спать на открытой веранде, бабушка подошла к нам и сказала, обратившись к Асват:

– Дочь моя, завтра встань пораньше и сходи на картофельное поле. Надо прополоть. А мы пойдем на пшеничное.

– Хорошо, мама, – ответила Асват.

– И я пойду с ней, – сказала я бабушке.

– Иди, если хочешь, – разрешила она.

Первой на заре проснулась Асват. Разбудив меня, она спросила:

– Ну что, пойдешь со мной или поспишь?

– Пойду! – сказала я и, поднявшись, быстро оделась.

Наше картофельное поде находилось на северо-западе, верстах в трех от села. Участок был небольшой, на щебенчатом склоне, обращенном к югу. Почвы как таковой было мало, в основном какая-то сухая смесь мелкого щебня с песком и глиной. Но картошка на этой почве вырастала крупная, белая, рассыпчатая и очень вкусная. До восхода солнца Асват успела прополоть почти половину участка, я тоже помогала ей вырывать сорняки. Потом она сказала мне:

– Пойди собери сушняк, вырой ямочку, положи туда сушняк к и подожги.

– Чем поджечь? – спросила я.

Асват подала мне спички.

– Смотри, зажигай только одну, зря не трать, – сказала она.

Я собрала побольше сушняка, вырыла ямку в земле, разожгла костер и подкладывала сушняк до тех пор, пока стенки ямки не побелели от жара.

– Готово! – крикнула я.

Асват подошла, высыпала с десяток клубней молодого картофеля в раскаленную ямку, а сверху положила плоский камень и насыпала горячей золы. Через некоторое время мы с удовольствием позавтракали. Печеный картофель в мундире с соленым сыром казались необыкновенно вкусными.

К полудню, закончив прополку, мы отдохнули немного, выпили воды, которую я набрала из речки, и пошли домой. Когда мы, обогнув небольшой пригорок, спустились к тропе, ведущей к селу, откуда-то вдруг выскочила Иза – бывшая нареченная дяди Арслан-Бека – и преградила нам дорогу.

– Чего тебе надо? – спокойно спросила Асват.

– А вот чего! – воскликнула Иза и ударила нашу невестку по лицу. Потом начала обзывать ее всякими скверными словами.

– Уйди! – глухим угрожающим голосом крикнула Асват.

Иза хотела ударить второй раз, но Асват схватила ее за руку, вывернула назад и свалила на землю. Они начали кататься по земле, попеременно одолевая друг друга, хватая за волосы, царапаясь, кусаясь и издавая какие-то глухие, рычащие звуки. Я бегала возле них и кричала диким голосом, зовя людей на помощь. А вокруг ни души. Эхо подхватило мои крики и унесло куда-то далеко.

Одежда у обеих была разорвана, волосы растрепаны, по рукам и лицу сочилась кровь, платки валялись в стороне. В особенности я сильно закричала, когда Иза оказалась над Асват. Один раз я подбежала к ним и дернула Изу за волосы. Она пнула меня ногой, а в это время Асват подмяла ее под себя.

Не знаю, наверное, эта схватка соперниц кончилась бы плохо, если бы на мой крик не прибежал сельчанин Сагид и не разнял их. Держа за окровавленные руки, он повел их в село, оборванных и растрепанных. Я тоже побежала следом, подобрав платки и специальные мешкообразные головные уборы, в которые женщины прятали свои косы.

Сагид, придя в село, не отпустил их по домам, а сразу повел на площадь. Моментально сбежались люди. Некоторые мужчины – среди них староста и один из служителей мечети – сидели на годекане.