Сомерсет Моэм - Пять лучших романов (сборник)

– И вы вернулись к себе домой? – спросил я, хотя знал ответ заранее.

– Вы что ж, думаете, я совсем уж спятила? Я же знала, что Ларри будет меня искать. Я ни в одно из своих любимых местечек не решилась толкнуться, поехала к Хакиму. Там-то, думаю, Ларри меня не найдет. И покурить хотелось.

– А что такое Хаким?

– Хаким – он алжирец и всегда может достать опиум, если есть чем заплатить. Он вам что угодно добудет – мальчика, мужчину, женщину, негра. У него всегда полдюжины алжирцев к услугам. Я провела там три дня. Не знаю уж, скольких мужчин перепробовала. – Она захихикала. – Всех цветов, размеров и видов. Наверстала, можно сказать, потерянное время. Но, понимаете, мне было страшно. В Париже я не чувствовала себя в безопасности, боялась, как бы Ларри меня не нашел, да и деньги у меня почти все вышли, ведь этим подонкам надо платить, чтобы с тобой легли. Ну, я оттуда выбралась, заехала к себе на квартиру, сунула консьержке сто франков и велела, если меня будут спрашивать, говорить, что уехала. Уложила вещи и в тот же вечер укатила поездом в Тулон. Только здесь и вздохнула свободно.

– И с тех пор все время здесь?

– Ага, и здесь останусь. Опиума – завались, его матросы привозят с Востока, и он здесь хороший, не то дерьмо, что продают в Париже. У меня комната в гостинице. «Флот и торговля», знаете? Там, если вечером зайти, все коридоры им пропахли. – Она сладострастно потянула носом. – Приторный такой запах, едкий, сразу понятно, что во всех номерах курят, и так делается уютно. И води к себе кого хочешь. В пять часов утра стучат в дверь, чтобы морячки, кому нужно на корабль, не опоздали, так что и эта забота с тебя снята. – И вдруг, без перехода: – Я видела вашу книгу в магазине здесь, на набережной. Знай я, что вас увижу, я бы ее купила и дала вам надписать.

Я и сам, проходя мимо книжного магазина, приметил в витрине среди других новинок недавно вышедший перевод одного из моих романов.

– Едва ли это было бы вам интересно, – сказал я.

– Почему это вы так решили? Я ведь умею читать.

– И писать, кажется, тоже?

Она глянула на меня и рассмеялась.

– Да, девчонкой писала стихи. Дрянь, наверно, была ужасная, но мне казалось, очень красиво. Вам небось Ларри рассказал. – Она примолкла. – Жизнь-то, как ни посмотри, паршивая штука, но уж если есть в ней капля радости, последним идиотом надо быть, чтобы ею не пользоваться. – Она вызывающе вскинула голову. – Так надпишете книгу, если я куплю?

– Я завтра уезжаю. Если вам в самом деле хочется, я занесу вам экземпляр в гостиницу.

– Чего же лучше.

В это время к причалу подошел военный катер, и с него хлынула на берег толпа матросов. Софи окинула их взглядом.

– А вон и мой дружок. – Она помахала кому-то. – Можете поставить ему стаканчик, а потом катитесь. Он у меня корсиканец, ревнив до черта.

Молодой человек двинулся в нашу сторону, остановился было, увидев меня, но в ответ на приглашающий жест подошел к нашему столику. Он был высокий, смуглый, гладко выбритый, с великолепными темными глазами, орлиным носом и иссиня-черными волнистыми волосами. На вид лет двадцати, не больше. Софи представила меня как американца, друга ее детства.

– Глуп как пробка, но красив, – сказала она мне.

– Вас, я вижу, привлекает бандитский тип.

– Это вы правильно подметили.

– Смотрите, как бы вам в один прекрасный день не перерезали горло.

– Очень может быть. – Она ухмыльнулась. – Что ж, туда и дорога.

– А нельзя ли по-французски? – резко сказал матрос.

Софи обратила на него взгляд, в котором сквозила насмешка.

По-французски она говорила свободно и бойко, с сильным американским акцентом, придававшим непристойностям, которыми она уснащала свою речь, неотразимо комичное звучание.

– Я ему сказала, что ты очень красивый, а сказала по-английски, щадя твою скромность. – Она повернулась ко мне. – И он очень сильный. Мускулы как у боксера. Пощупайте.

Ее лесть мгновенно растопила угрюмость матроса, и он со снисходительной улыбкой напружил руку, так что бицепсы вздулись огромными желваками.

– Пощупайте, – сказал он. – Валяйте, щупайте.

Я послушался и выразил восхищение, которого от меня ожидали. Мы еще поболтали немного, потом я расплатился и встал.

– Мне пора.

– Приятная была встреча. Не забудьте про книжку.

– Не забуду.

Я пожал им обоим руки и пошел прочь. По дороге купил свой роман и надписал на нем имя Софи и свое. Потом, поскольку ничего лучшего не пришло мне в голову, приписал первую строку прелестного стихотворения Ронсара, вошедшего во все антологии: