Сомерсет Моэм - Пять лучших романов (сборник)

Изабелла достала из сумки платок и зеркальце и осторожно приложила платок к уголкам глаз.

– Дождешься от вас сочувствия, как же, – проворчала она.

Я не ответил. Она попудрилась и подмазала губы.

– Вы сказали, что догадываетесь, чего он искал все эти годы. Чего же?

– Имейте в виду, это только догадка, очень возможно, что я ошибаюсь. Мне кажется, что он искал такой философии или, может быть, религии, которая удовлетворяла бы и его ум, и сердце.

Изабелла задумалась. Вздохнула.

– До чего же странно, что такое могло прийти в голову юному провинциалу из Марвина, штат Иллинойс!

– Не более странно, чем то, что Лютер Бербанк, родившийся на ферме в Массачусетсе, вывел сливы без косточек или что Генри Форд, родившийся на ферме в Мичигане, изобрел «модель Т».

– Но это практичные вещи. Это вполне в американской традиции.

Я засмеялся.

– Может ли что быть практичнее, чем научиться жить наилучшим для себя образом?

Изабелла устало опустила руки.

– Что я, по-вашему, должна сделать?

– Вы ведь не хотите окончательно потерять Ларри?

Она покачала головой.

– Вы знаете, до чего он принципиален. Если вы откажетесь иметь дело с его женой, он откажется иметь дело с вами. Если в вас есть хоть капля разума, вы подружитесь с Софи. Вы забудете прошлое и будете с ней очень-очень ласковы – вы это умеете, когда захотите. Она выходит замуж, вероятно, ей нужно купить кое-что из одежды. Почему бы вам не предложить поездить с ней по магазинам? Я думаю, она за это ухватится.

Изабелла слушала меня, прищурив глаза. Казалось, она вникает в каждое мое слово. Когда я кончил, она словно что-то взвесила про себя, но угадать ее мысли я не мог. А потом она меня удивила.

– Послушайте, пригласите ее на завтрак. Мне это не совсем удобно после того, что я вчера наговорила Ларри.

– А если я соглашусь, вы обещаете хорошо себя вести?

– Как ангел, – отвечала она с самой обворожительной своей улыбкой.

– Тогда не будем откладывать.

В комнате был телефон. Я быстро узнал номер Софи и после обычных проволочек, к которым люди, пользующиеся французским телефоном, привыкают относиться терпеливо, услышал в трубке ее голос. Я назвал себя.

– Я только что приехал в Париж, – сказал я, – и узнал, что вы с Ларри решили пожениться. Хочу вас поздравить. От души желаю счастья. – Я чуть не вскрикнул, потому что Изабелла, стоявшая рядом, пребольно ущипнула меня за палец. – Я здесь очень ненадолго и хотел пригласить вас и Ларри на послезавтра позавтракать в «Ритц». Будут Грэй с Изабеллой и Эллиот Темплтон.

– Я спрошу Ларри, он здесь. – И после паузы: – Да, спасибо, с удовольствием.

Я уточнил час, добавил, чего требовала вежливость, и положил трубку. На лице Изабеллы мелькнуло выражение, немного меня насторожившее.

– О чем вы думаете? – спросил я. – Что-то мне ваше лицо не нравится.

– Жаль, а я думала, как раз мое лицо вам по вкусу.

– Уж не замышляете ли вы какую-нибудь каверзу?

Она очень широко раскрыла глаза.

– Честное слово, нет. Просто мне ужасно интересно посмотреть, как выглядит Софи после того, как Ларри наставил ее на путь истинный. Авось она хоть не явится в «Ритц» со слоем штукатурки на лице.

Мой маленький прием сошел недурно. Первыми приехали Грэй с Изабеллой, через пять минут после них – Ларри и Софи Макдональд. Женщины тепло расцеловались. Грэй поздравил Софи с помолвкой. Я поймал оценивающий взгляд, которым Изабелла окинула Софи с головы до ног. Сам я ужаснулся ее виду. В тот раз в кабаке на улице Лапп, безобразно накрашенная, рыжая и в ярко-зеленой кофте, она выглядела непристойно и была очень пьяна, и все-таки в ней было что-то вызывающее, какая-то низкосортная привлекательность; теперь же она казалась слинявшей и гораздо старше Изабеллы, хотя была года на два моложе. Она все так же вскидывала голову, но теперь, не знаю почему, это производило жалкое впечатление. Она перестала красить волосы, и выглядело это неряшливо, как всегда бывает, когда крашеные волосы начинают отрастать. Лицо у нее без косметики (если не считать алого мазка на губах) было нечистое и болезненно бледное. Я помнил, какими ярко-зелеными казались тогда ее глаза, теперь они как-то выцвели и поблекли. На ней было красное платье, по всему видно – с иголочки новое; туфли, шляпа и сумочка – в тон платью. Я плохо разбираюсь в женских туалетах, но мне показалось, что одета она безвкусно и слишком нарядно для такого случая. На груди у нее сверкала стекляшками искусственного золота брошь, каких много продается на улице Риволи. Рядом с Изабеллой в черных шелках, с ниткой японского жемчуга на шее, все это выглядело аляповато и дешево.