Нина Федорова - Жизнь. Книга 2. Перед бурей

Увлечённая рассказом, Мила позабыла об условностях и традициях дома: хотя отношение к прислуге в «Усладе» было прекрасное, подобные откровенные разговоры не были приняты, а Мила выслушала от горничной критику своих подруг, барышень её общества. Но центром её внимания был только Георгий Александрович, и от рассказа она не могла оторваться. А Глаша пела:

– И опять же, как уходили барин Мальцев, я за ним закрыла двери, наперегонки с Семёном бежала. Не швейцар я и не лакей, но тут не утерпела. Папаша ваш даже покосился на меня, что это я у парадной двери… И уж так видно было, что любят они вас!

– Кто? Папа?

– Нет, барин Мальцев. И вот уж любят так любят: душою!

– Но как т ы это можешь знать?

– Да ведь они дали мне на чай три рубля. Истинный Бог! Вот, смотрите сами, барышня!

Вынув из кармана, Глаша разгладила рукою и подала трёхрублёвый кредитный билет. Они обе смотрели на него некоторое время благоговейно, словно это было редкое сокровище.

– Взяла я этот билет, – промолвила Птша, – и говорю барину Мальцеву: «Благодарствуйте!» – а сама вот так и качаюсь, так и качаюсь на ногах, потому что в сердце моём к ним чувство.

– К деньгам?

– Нет, к их благородию! Ну, и к деньгам опять же. А они и не поглядели даже. А лицом – бледные такие… вижу, страдают очень…

– Страдает? – испуганно воскликнула Мила. – Но почему?

– А как же! Любовь! Мы, девушки, от любви румянцем вспыхнем, а молодой человек от любви бледнеет.

– Да? Но почему?

– А кто ж знает. Богом так устроено.

Но вдруг Миле стало тоскливо, неприятно. Она подумала, что совсем не нужно было ей говорить о любви. От слов что-то потускнело в картине её счастья. Она сидела молча, полузакрыв глаза. Её распущенные волосы почти касались пола. Поняв её нежелание продолжать разговор, Глаша, глубоко вздыхая, занялась причёской.

Тонкий звук, не то шелест, не то шорох, прошёл по комнате: на пороге возникла портниха Полина Смирнова.

– С праздником, Людмила Петровна! Вот модные журналы!

– А, здравствуйте, Полина! – обернулась к ней Мила. – Хорошо, что вы пришли. Вы мне очень нужны. Садитесь, пожалуйста. Как только закончу с причёской, я буду с вами.

– Могу я спросить, для какого же случая желаете вы иметь это платье? – заговорила тихо Полина, предварительно пробормотав несколько слов, выражавших её удивление перед замечательным вкусом заказчицы: лесть была неотъемлемой частью её разговора с дамами. – Это платье – вечернее…

– О, для замечательно-торжественного случая! – воскликнула Мила.

– Я могла бы предложить изменить немного отделку, но не осмеливаюсь: куда же мне! Природа наделила вас, Людмила Петровна, богатым вкусом. Что касается элегантности, мой глаз не стоит вашего. Но вот эти три промежуточные складочки… к месту ли они? Знай я точно, для какой именно цели это платье…

– Так я скажу вам! – воскликнула Мила, снова в восторге при мысли о своём счастье. – Скажу, но обещайте мне, Полина, на некоторое время держать в секрете, всего на несколько дней!

– Верьте мне, – отвечала портниха смиренно и, вместе с тем, с глубоким достоинством. – Хотя я и всего-то-навсего рабочая женщина и уже давно не осмеливаюсь себя сравнивать с кем-либо в чём-либо, секреты хранить я умею!

– Так слушайте! – И Мила всплеснула руками: – Я – невеста! Мне нужно платье для вечера, когда о помолвке будет объявлено.

Портниха сделала быстрое движение назад, словно кто ударил её в грудь кинжалом. На миг в комнате воцарилась странная и немного чем-то даже страшная тишина. Затем Полина заговорила – и её голос звучал так, словно что-то стало комком поперёк её горла. В преувеличенно льстивых выражениях она восхищалась счастливым известием и поздравляла Милу. И чем больше она восхищалась, тем сильнее падало возбуждение Милы, и она снова пожалела, как и в разговоре с Глашей, что поделилась новостью. Наконец, навосторгавшись, Полина сделала паузу и, отдохнувши, спросила:

– Могу ли узнать, кто же счастливый избранник?

– Поручик Георгий Александрович Мальцев!

Полина снова отпрянула к спинке стула, будто её ещё раз ударили кинжалом в грудь наотмашь. Она даже на миг закрыла глаза, но тут же заговорила:

– Понимаю… Что ж, лучшей на свете нет пары… Предмет зависти всех неженатых и не вышедших ещё замуж. Не зная лично поручика Мальцева – куда ж мне! – я не раз любовалась им издали и смело вам, Людмила Петровна, повторяю: лучшего в мире нет жениха. Обещаю, наше платье к обручению будет высоким предметом искусства, вышедшим из рук глубоко вам преданной женщины. А складочки эти мы уберём!