Жан Ануй - Коломба

Коломба.Дюбарта?

В коридоре ликование. Собравшиеся выталкивают вперед Дюбарта, который считает все это весьма дурным тоном.

Бедный Дюбарта! Он воображает себя неотразимым только на том основании, что тридцать лет назад был хорош собой. Вот он и ухаживает за мной и за всеми прочими.

Жюльен.Да как он смеет за тобой ухаживать? Он тебе в дедушки годится!

Коломба.Именно! Именно! Бедняжка он. Раз он ни на что больше не способен, пусть говорит, что хочет. И «кошечка»! И «курочка»! И «девочка»! «Страсть сильнее смерти!» «Я осужден на вечные муки!» «Я не сплю все ночи напролет!» В конечном счете все эти страсти сводятся к тому, что он погладит вам за кулисами локоток и едет себе домой, разбитый этим подвигом, снимает корсет, надевает шлепанцы; служанка потчует его целебным отваром, и он, нацепив усодержатели, храпит до следующего утра. И радуется еще, что ему хватает сил подняться в полдень; подкладывает в ботинки супинаторы и является за кулисы в своих длинных белых гетрах волочиться за дамами. А носит он их затем, чтобы скрыть мозоли. Ты представляешь меня рядом с этим чучелом; ведь у меня есть ты, совсем молоденький, хорошенький, нежный.

Жюльен.Но что этот старикашка смел тебе предлагать?

Коломба.Звал к себе, чтобы поработать над ролью. Я сразу, конечно, смекнула, в чем дело! Четверть рюмочки портвейна, парочку бисквитов! Все в марокканском стиле! Как бы не так! Два ковра из универсального магазина и наргиле под медь, которое не действует – чуть пососешь мундштук, и в рот попадает вода. А его слуга – тоже марокканец, он, видите ли, почему-то всегда выходной. Хозяйство ведет старуха бретонка, его бывшая нянька!

Жюльен (растерянно отстраняется). Значит, ты была у него?

Коломба (смущенно). Нет, дорогой. То есть да! Но не одна! С Нашим Дорогим Поэтом – мы работали над пьесой.

Жюльен.Стало быть, мне написали правду. Ты всюду бываешь с ними, навещаешь их, обедаешь по ресторанам…

Коломба.Ведь я же тебе говорю: я ездила с Нашим Дорогим Поэтом. В его карете!

Жюльен (смертельно оскорбленный, кричит). Одна с ним?

Коломба.Но, дорогой мой, там же был кучер! И потом, я нарочно его взяла, чтобы не оставаться наедине с Дюбарта. Не могла же я тащить еще и третьего, чтобы не оставаться наедине с Нашим Дорогим Поэтом!

Жюльен.Неужели ты забыла сцену, которая произошла здесь два года назад? Этот человек вел себя с тобой как последний хам. Я вынужден был его проучить.

Коломба.А сейчас, поверь, он очень со мной вежлив. Увивается, но вежлив.

Жюльен (иронически хохочет). Увивается, но вежлив! И ты ему, конечно, льстишь? Еще бы, Эмиль Робине, член Французской академии, он ведь может раздавать роли направо и налево, ему ничего не стоит навалять двадцать – двадцать пять лишних строчек! Наш Робине не робкого десятка. Вот ему и разрешают чмокнуть ручку, отодвинув краешек перчатки, разве нет? Разрешают взять в карете за локоток, а то и повыше. Всего какая-нибудь минута! Расхожая монета девиц! Они не приглядываются к мужчине, если у него в кармане есть для них хоть крохотная ролька. И плевать им, что он старый, что он лысый, что он смешон, что во время разговора у него из-под накрашенных усов летят пузырьки слюны. Гадость какая! Мерзкое ничтожество! А ты так вела себя с ним. Позволяла ему это! А он не растеряется! Два года назад я было за него взялся, но теперь я буду метить ему прямо в рожу и не промахнусь . (Вырывается, хочет выйти.)

В коридоре паника.

Коломба (удерживая Жюльена, хохочет как безумная). Дорогой мой! Миленький! Это же глупо! А главное – ужасно смешно!

Жюльен.Смешно? То, что мне стыдно? То, что мне больно?

Коломба (сквозь смех). Да нет, пузырьки! Правда, правда, когда он говорит, у него на губах выскакивают пузырьки, а при разговоре он подходит вплотную и все лицо вам заплюет. Он слишком смешон, слишком уродлив! И ты, козлик, можешь представить меня в объятиях Нашего Дорогого Поэта? Нашего Дорогого Поэта, снявшего сюртук, Нашего Дорогого Поэта в одних кальсонах? (Хохочет как безумная.)

Мало-помалу ее смех оказывает на Жюльена свое действие, и он уже сам не понимает – где ложь, где правда.

Жюльен.Признаюсь, что Наш Дорогой Поэт в кальсонах, должно быть, не самое прекрасное зрелище на свете!

Коломба (в приступе неудержимого смеха). Ты и представить себе не можешь! У него подтяжки небесно-голубого цвета, ему жена их вышила! (Испуганно замолкает.)