Пелам Вудхаус - Положитесь на Псмита

– Что же, милочка, я, конечно, была только учительницей и к финансовым делам никакого отношения не имела, но действительно иногда слышала…

– Бедный милый папочка! Знаете, одно из моих детских воспоминаний… Мне тогда было не больше десяти. В дверь звонят, а папа, как морской лев, ныряет под диван, высовывает наружу голову и заклинает меня хриплым шепотом крепости не сдавать. Открываю дверь и вижу взбешенного мужчину с синим листом бумаги в руке. Я лепечу что-то так наивно и так мило, что он не только уходит совсем успокоившись, но еще гладит меня по головке и дарит мне пенни. А когда я заперла дверь, папа вылез из-под дивана и подарил мне двухпенсовик, так что всего получилось три пенса – недурная работа для одного утра. На них в лавочке дальше по улице я купила папе брильянтовое кольцо. То есть я думала, что оно брильянтовое, но, конечно, они могли меня и надуть – я же была так молода!

– У тебя была трудная жизнь, милочка.

– Да, но зато веселая! Я бы ни единой ее минуты ни на что не променяла. К тому же отнести меня к одной десятой части населения, живущей за чертой бедности, все-таки нельзя. Дядя Томас оставил мне сто пятьдесят фунтов годовых, и, к счастью, капитала я тронуть не могу. И если бы в мире не существовало шляп и надежных ставок, я бы как сыр в масле каталась… Но я не буду больше отнимать у вас время, Кларки, дорогая моя. Приемная, конечно, набита герцогами, которым требуются кухарки, и кухарками, которым требуются герцоги, – и все они ерзают и гадают, долго ли еще вы будете томить их ожиданием. До свидания, родная.

И, нежно чмокнув мисс Кларксон, а потом поправив шляпу, которую материнские объятия последней сдвинули несколько набекрень, Ева вышла и затворила за собой дверь.

Тем временем в клубе «Трутней» разыгрывалась довольно тягостная сцена. Псмит, скрывшись от дождя в подъезде, направился в умывальную, где несколько секунд с интересом изучал свои черты в зеркале, а затем пригладил волосы и с великой тщательностью почистил костюм. После чего заглянул в гардероб за цилиндром. Когда он вошел туда, гардеробщик посмотрел на него с видом человека, которого точит страшное сомнение.

– Мистер Уолдервик сию минуту был здесь, сэр, – сообщил он.

– Ну и..? – осведомился Псмит с легким интересом. – Энергичная, деятельная душа, наш товарищ Уолдервик. Всегда он где-нибудь. То здесь, то там.

– Он про свой зонтик спрашивал, – добавил гардеробщик с некоторой холодностью.

– Неужели? Спрашивал про свой зонтик, э?

– И большой шум поднял, сэр, очень большой.

– И правильно сделал, – одобрительно сказал Псмит. – Настоящий мужчина любит свой зонтик.

– Так что мне пришлось объяснить, что зонтик взяли вы, сэр.

– Иного я и не пожелал бы, – сердечно поддержал его Псмит. – Дух полной откровенности – что может быть лучше? Между вами и товарищем Уолдервиком нет места недомолвкам и уклонениям от истины. Пусть все будет честно и без уверток.

– Он словно бы очень расстроился, сэр. И пошел вас искать.

– Я всегда рад случаю побеседовать с товарищем Уолдервиком, – сказал Псмит. – Всегда!

Он покинул гардероб и направился в вестибюль, где попросил швейцара найти ему такси. Когда такси остановилось перед подъездом, он спустился по ступенькам и уже открыл дверцу, как вдруг у него в тылу раздался хриплый вопль, и из дверей, весь розовый от возмущения, стремительно выкатился юноша и громко крикнул:

– Эй! Стой! Смит! Черт возьми!

Псмит забрался в такси и благожелательно посмотрел на новоприбывшего.

– Това-арищ Уолдервик! – сказал он. – Что нас гнетет?

– Где мой зонт? – вопросил розовый. – Гардеробщик говорит, что вы взяли мой зонт. Шутки шутками, но это же чертовски хороший зонт.

– Бесспорно, бесспорно! – душевно согласился Псмит. – Возможно, вам будет небезынтересно узнать, что я выбрал его как единственно возможный из множества конкурентов. Боюсь, товарищ Уолдервик, в этот клуб проникла всякая шушера. Вы с вашей чистой возвышенной душой и представить себе не можете всю гнусность некоторых зонтов, которые мне пришлось проинспектировать в гардеробе.

– Где он?

– Гардероб? Когда войдете в парадную дверь, поверните налево и…

– Мой зонт, черт возьми! Где мой зонт?

– Тут, увы, – произнес Псмит с оттенком мужественного сожаления в голосе, – я вам ничем помочь не могу. Я отдал его одной молодой даме на улице. И где она в настоящий момент, я не знаю.