Борис Штейн - Солнце на перекладине

– Что ты такое говоришь! – не выдержал он. – Ведь было все не так, было все наоборот, как тебе не стыдно!

– Так, так, так, – воскликнул Вова, – не наоборот, не наоборот! – На глаза у него навернулись слезы самой неподдельной обиды. – Как же не так, когда так!

И папа не стал с ним спорить.

Очень трудным было упражнение под названием спичаг. Значит, так: нужно было забраться на параллельные брусья – лягушкой, как угодно, неважно как. Потом, вытянувшись в упоре, сделать прямыми ногами угол. Да не прямой, а острый. Так называемый высокий угол. Ох, это было нелегко! На мгновение сложиться в не очень острый угол у Вовы еще получалось, да и то ноги все-таки немного сгибались в коленях. А задерживаться в высоком угле – зафиксировать – было свыше его сил. А потом – самое-то трудное начиналось потом! Потом нужно было, не разгибаясь, не раскладываясь, поднять кверху попку, развести ноги в стороны и соединить их, будучи уже в стойке. Не выходило у Вовы это дело. Вернее, так: если тренер помогал ему – более или менее выходило. А самостоятельно не выходило никак. Хотя Вова старался. Тренер видел, что Вова старается, но не похвалил ни разу. Один только раз почти похвалил. Это когда у Вовы почти получилось. Тренер сказал ему тогда:

– Почти молодец.

А полного «молодца» Вова не заработал ни разу.

А Сережа Балясный часто получал «молодца».

Правда, один раз, в самом еще начале, Сережа всех насмешил. Это когда они к спичагам только еще стали приступать.

Тренер сказал Сереже:

– Подними таз.

Оказалось, это попку в спорте называют тазом. Но Сережа этого не знал, поэтому он слез с брусьев и принялся поднимать таз с магнезией. Это даже был не таз, а такая мятая металлическая чаша на треноге, и Сережа стал ее вместе с треногой поднимать. Но, конечно, не смог. Тренер тогда всем объяснил, что такое таз, и все засмеялись, а Сережа обиделся. И стал лепить что-то из пластилина. Открутится на снаряде и сидит лепит. Тренер, когда заметил, отобрал у Сережи пластилин, вернее, то, что он из него вылепил. А Сережа вылепил мальчика, который держал в руках таз. Над головой. Как штангу.

Очень похоже вылепил: мальчик – как прямо настоящий.

А тренер все равно рассердился – не посмотрел, что мальчик как настоящий. Он сказал строго, что Балясный – перспективный спортсмен, и ему нужно много и упорно работать над собой, а не лепить человечков, чтобы больше этого не было.

А Балясный в ответ заплакал.

Тренер вообще-то не обращал внимания, если кто заплачет: мало ли, стало больно от растяжки или от ушиба – человек и заплакал. Поплачет и перестанет.

А Вове стало жалко Балясного, и он спросил:

– Ты чего, Балясный?

И Балясный ответил:

– А я лепить люблю!

И Вова храбро заявил тренеру:

– А он лепить любит!

И ребята посмотрели на Вову с уважением: сам не может сделать спичага, а сам не боится, заявляет.

Тренер тоже посмотрел на Вову – но без всякого особенного уважения – и спокойно сказал:

– Розенталь, тренируйся давай на ковре. И Вова стал на ковре тренироваться.

Но самым трудным был все-таки прыжок.

По крайней мере, для Вовы.

Может быть, все дело в том, что снаряд, через который приходилось прыгать, имел странное название. Он назывался козлом. Козел стоял, расставив ноги и выгнув спину, и ждал Вову. Вова смело начинал разбегаться, но по мере приближения ему начинало казаться, что козел сейчас взбрыкнет, подбросит Вову и насадит на рога. От этого Вова сбивал ногу, терял темп, терял скорость, терял все на свете и в конце концов не взлетал над козлом, а наваливался на него грудью или, в лучшем случае, животом. Это было стыдно, что и говорить. Потому что для того же Балясного Сережи козел был не преграда, Сережа перелетал через него как пушинка. А о Потапове Коле и говорить было нечего. Потапов Коля был хоть и младше Вовы, а крупней и мощней, у него уже была развита мышечная система, и выглядел он как настоящий взрослый гимнаст, только уменьшенный. Коля не бежал – летел над дорожкой, на толчковый мостик опускался с воздуха, мощно отталкиваясь, и этот метр от мостика до снаряда действительно пролетел ласточкой, расставив руки…

А Вова никак не мог козла преодолеть. Плохи были его дела. Плохи, плохи. Ведь в этом же зале девочки занимались, и одна девочка, Султанова Оля, была красивая, как сказка.

Она делала вольные упражнения с танцами, фляками и бланжами, крутилась в воздухе, как заведенная, и заканчивала, приняв триумфальную позу, и на ее смуглом лице появлялась невозможно белозубая улыбка, и карие глаза весело сверкали из-под черной, как смола, челки.