Джордж Оруэлл - Скотный двор. Эссе

Животные прожили неплохое лето, несмотря на тяжкий труд. Пусть они ели не сытнее, чем при Джонсе, но и не голодали. Одна мысль о том, что теперь они работали только на себя, а не на пятерых двуногих сумасбродов, приносила им такое облегчение, что никакие трудности не могли его перевесить. А во многих отношениях животные справлялись с хозяйством лучше и экономней, чем люди. Никакой человек, к примеру, не мог прополоть поле так тщательно, как скотина. К тому же животные ничего не крали, а значит, отпала нужда огораживать пашни, что избавляло от необходимости чинить изгороди и ворота. Тем не менее, пока лето шло к осени, все чаще что-нибудь кончалось: то керосин, то гвозди, то веревки, то собачьи галеты, то железо для подков – ничего из этого нельзя было произвести на ферме. А ведь в будущем понадобились бы и семена, и удобрения, не говоря уже о разных инструментах, и, наконец, оборудование для мельницы. Как все это раздобыть, никто не представлял.

Одним воскресным утром, когда животные собрались выслушать приказы, Наполеон объявил о новом курсе. Отныне Скотный двор будет вести торговлю с соседними фермами – разумеется, не ради коммерческой прибыли, а просто чтобы получить определенные материалы, без которых им никак не обойтись. Нужды мельницы, сказал он, должны ставиться превыше всего. Исходя из этого, он распорядился продать стог сена и часть текущего урожая пшеницы, а далее, если понадобится больше денег, придется сбыть яйца, на которые всегда был спрос на рынке в Уиллингдоне. Куры, как сказал Наполеон, должны радоваться такой жертве, как личному вкладу в строительство мельницы.

Снова животным стало как-то не по себе. Вести дела с людьми, заниматься торговлей, пользоваться деньгами – разве не порицалось все это резолюциями, принятыми на первой торжественной сходке после изгнания Джонса? Все животные помнили, как принимались эти резолюции; или, точнее сказать, думали, что помнили. Четверо подсвинков, которые выразили недовольство, когда Наполеон отменил сходки, несмело подали голос, но быстро притихли, услышав грозный рык собак. А затем, как обычно, овцы заблеяли: «Четыре ноги – хорошо, две – плохо!» – и минутная натянутость разгладилась. Наконец, Наполеон воздел копыто, требуя тишины, и объявил, что он уже отдал все распоряжения. Никому из животных не придется контактировать с людьми, что было бы крайне нежелательно. Он принял решение взвалить это бремя исключительно на собственные плечи. Некий мистер Клянчер, стряпчий из Уиллингдона, согласился служить посредником между Скотным двором и внешним миром. Он будет приезжать к ним по понедельникам утром за распоряжениями. Наполеон закончил речь обычным возгласом: «Да здравствует Скотный двор!», и после пения «Зверей Англии» животные разошлись.

После этого Визгун обошел ферму и навел порядок в умах животных. Он заверил их, что резолюций против торговли и денег никогда не принимали и даже не выдвигали. Все это был чистый вымысел, вероятно, восходящий к сплетням, которые распространял Снежок. Кое-кто из животных продолжал сомневаться, но Визгун хитро спросил их: «Вы уверены, что вам это не приснилось, товарищи? У вас что, есть такие документы? Это записано где-то?» И поскольку ничего такого действительно не было записано, животные признали, что заблуждаются.

Каждый понедельник мистер Клянчер, как было условлено, приходил на ферму. Это был вороватого вида человечек с бачками, стряпчий скромного пошиба, но достаточно пронырливый, чтобы понять раньше прочих: Скотному двору понадобится ходатай, и комиссионные будут недурственными. Животные провожали его взглядом с затаенным страхом и старались не попадаться ему на глаза. Тем не менее вид Наполеона, который стоял на четырех ногах и отдавал приказы двуногому Клянчеру, пробуждал в них гордость и отчасти примирял с новым положением. В их отношениях с человеческим родом наметились кое-какие изменения. Теперь, когда Скотный двор процветал, люди ненавидели его не меньше, а даже больше. Для всякого человека стало догматом веры полагать, что ферма рано или поздно разорится, а главное, что затея с мельницей провалится. Сидя в трактирах, они доказывали друг другу с помощью графиков, что мельница неизбежно рухнет, а если не рухнет, то все равно не заработает. И все же люди нехотя проникались уважением к животным за их умение вести хозяйство. На это в числе прочего указывал тот факт, что люди признали название «Скотный двор» и перестали делать вид, что это все тот же Барский двор. А кроме того, они перестали поддерживать Джонса, который оставил надежду вернуть себе ферму и уехал жить в другую часть страны. Скотный двор контактировал с внешним миром единственно через Клянчера, но ходили устойчивые слухи, что Наполеон вот-вот заключит деловое соглашение с мистером Пилкингтоном из Фоксвуда или с мистером Фредериком из Пинчфилда, но только – это понимали все – не с обоими сразу.