Абдурахман Абсалямов - Избранные произведения. Том 2

Матвей Яковлевич покачал головой.

– Вижу, в самом деле переполнилась чаша твоего терпения, Иштуган. Будь на твоём месте отец, он не так ещё расшумелся бы…

– А что толку? – неожиданно усмехнулся Иштуган уголком рта. – Безусловно, когда много ездишь, имеешь возможность и сам кое-чему поучиться. На Житомирском заводе, например, здорово механизировали обработку стержней. А у нас по сю пору вручную дуют. Непременно расскажу Азарину и Акчурину…

Матвей Яковлевич молчал, делая вид, что его внимание поглощено зацепившимися за ветку яблони серебристыми нитями паутины.

По тротуару мелкими шажками приближался к ним невысокого роста круглолицый старик в чёрной шинели и форменной фуражке – вахтёр Айнулла. Протянув обе руки, он тепло поздоровался с Иштуганом, справился, как и полагается всякому степенному человеку, о делах, о здоровье, после чего они с Матвеем Яковлевичем двинулись своей дорогой.

Один шаг длинного Матвея Яковлевича коротышке деду Айнулле приходилось навёрстывать в три-четыре шага. Поспешая таким образом за Погорельцевым, он удивительно походил на бегущего вприпрыжку жеребёнка-сосунка. Туговатый на ухо дед Айнулла при разговоре старался смотреть в рот говорящему, и потому у него вошло в привычку держать голову немного набок, отчего его круглое безбородое лицо выражало обычно неподражаемую смесь лукавства и ласкового добродушия.

– Очень шибко шагаешь, – видно, жена ждёт с пельменями? – спросил дед Айнулла и, склонив голову набок, рассмеялся мелким, рассыпчатым смешком.

Матвей Яковлевич в нескольких словах объяснил, почему он сегодня спешит. Айнулла с большим вниманием выслушал его и сказал, мягко растягивая слова:

– Ба-альшое счастье – принести домой сюенче [1] Сюенче – радостное известие, за которое, по народному обычаю, полагается сделать подарок. , Матви Яклич. Наш покойный отец, бывало, говорил: «Дом, в который не ходят с сюенче, – дом-сирота. Дом, куда принесли сюенче, – счастливый дом, полный радости».

Дойдя до угла, они пожали друг другу руки, и Матвей Яковлевич, прибавив шагу, повернул в переулок. Старик Айнулла смотрел ему вслед. «Вот что делает с человеком радость, – думал он. – Полетел к своей старухе, будто за спиной крылья выросли».

Придя домой, Матвей Яковлевич остановился у порога. Ольга Александровна сразу подметила и таинственную улыбку, и многозначительный взгляд и, конечно, не утерпела, тут же полюбопытствовала, что за радостную весть принёс ей муж.

– Сначала, Оленька, выложи на стол подарок за сюенче, тогда скажу, – отвечал Матвей Яковлевич, расправляя седые усы. – Да, да, подарок за сюенче! На этот раз одним обещанием не отделаешься. Знаю я тебя, потом с носом оставишь. – Вдруг старик умолк, прислушался и, понизив голос чуть не до шёпота, спросил: – У нас никого нет, Оленька? – И, не дождавшись ответа, уже по недоумевающему взгляду своей старухи понял, что дома, кроме неё, никого не было.

Матвей Яковлевич торопливо расстегнул пуговицы бобрикового пиджака.

– Посмотри, как упарился… Иду, а сам думаю: что, если он уже у нас сидит… А хозяина и дома нет…

Немного выше среднего роста, с проседью в светлых волосах, лёгкая на поступь, Ольга Александровна давно уже привыкла выслушивать мужа, не перебивая.

Не только девушкой, но и спустя много лет после замужества Ольга Александровна ревновала своего Матвея, хотя он никаких поводов к тому не давал. Правда, чувство это она никогда не проявляла открыто, не устраивала сцен, не поднимала скандалов, чтобы не унижать ни себя, ни мужа, всё переживала глубоко в душе, и только одна знала, как сильны были её муки. Теперь уже пропала острота былого чувства, но всякий раз, как Ольга Александровна встречала с работы мужа, в её начинавших выцветать глазах вспыхивал тёплый свет, щёки покрывались лёгкой краской. Это не мешало ей втихомолку посмеиваться над слабостями своего старика, а иногда даже любовно подтрунивать над ним.

Матвей Яковлевич, оставив пиджак и кепку на вешалке у дверей и обеими руками заглаживая назад свои длинные, совсем уже побелевшие волосы, прошёл в комнату. Дойдя до середины, он остановился, настороженно огляделся по сторонам, – у Ольги Александровны была привычка, спрятав особо дорогого гостя за шкаф или за дверь, неожиданно выпустить его, чтобы тем приятнее поразить Матвея Яковлевича.

Но на этот раз она, остановившись у раскрытой двери, с недоуменной улыбкой наблюдала за странным поведением мужа. Матвей Яковлевич заглянул за дверь, за шкаф и, явно расстроившись, повторил свой вопрос: