Урманов сидел с обнажённой головой около упавшей изгороди – это всё, что осталось от деревни, где недавно беспечно бегали дети и хлопотливо звенели вёдрами у колодца женщины.
Вдруг бойцы замерли: к ним стремительно бежала девушка в развевавшемся светлом платье. Откуда взялась она на этом пепелище? Её мигом окружили плотным кольцом. Рослая, черноволосая, с голубыми глазами, с похожей на божью коровку родинкой под правым глазом, девушка горячо просила взять её в отряд.
– Я всё умею делать. Могу стрелять из винтовки и перевязывать раны.
Командира отряда интересовало другое.
– Давно здесь побывали немцы? – спросил он.
– Немцы совсем не появлялись. А финны были только вчера.
– Куда они ушли?
– Никуда они не уходили. В километре отсюда есть лесной посёлок. Они там.
Командир отряда вскинул брови:
– А вы правду говорите?
– Я не обманываю. Я работала в райкоме комсомола, эвакуироваться не успела.
– Вы сумеете провести нас в посёлок?
– Конечно!
В это время на окраине деревни завязалась перестрелка. Про девушку забыли.
Урманов схватил ручной пулемёт и побежал туда, где перестрелка усиливалась. Пристроившись за грудой камней и брёвен, он открыл огонь по финнам.
– За командира, за товарищей! – кричал Урманов.
На мгновение он выпустил пулемёт, провёл рукой по лицу. Тёплая кровь расплывалась по щеке. Он понял, что ранен в голову. Вид собственной крови вызвал у него взрыв бешеного гнева. Он сам не предполагал в себе столько ярости. Стиснув горячий пулемёт, он стрелял с ходу. Финны бежали, трусливо пригибаясь, как бежал от него недавно предатель. Это мелькнувшее в его сознании сходство ещё больше разожгло Галима. Он бил из пулемёта до тех пор, пока не опустел диск. Галим залёг, сменил диск и снова нацелился в финнов, изредка на мгновение прекращая стрельбу, чтобы вытереть стекавшую на правый глаз и мешавшую ему видеть противника кровь.
– Товарищ, дайте я вам перевяжу рану, – сказала незаметно подползшая к нему та же девушка в новеньком светлом платье.
Не оборачиваясь к ней, Урманов крикнул с нетерпеливой досадой:
– Уйди отсюда!
– Не шумите, – ответила девушка голосом, не допускающим возражений, и стала перевязывать Галима.
Но Галим одной рукой упрямо отстранил её:
– Не надо… не сейчас…
– А ты стреляй, не обращай на меня внимания, я же не мешаю тебе.
Спокойствие девушки передалось Урманову. Он, не отрываясь от пулемёта, сказал:
– Только осторожнее, не вздумай поднять голову.
– Ничего, ты свою береги, – ответила девушка, закончив перевязку, и устроилась под защитой брёвен.
Пользуясь ослаблением натиска финнов, Галим украдкой посмотрел на неё.
– Молодец, Маруся!
– Я не Маруся, я Лида, – сказала она.
– А меня Галимом зовут.
Девушка едва заметно кивнула головой, словно говоря: «Будем знакомы».
После боя Галим полушутливо сказал Лиде:
– Наверно, неловко воевать в шёлковом платье и в таких лодочках. Может, наденешь мои ботинки?
Лида покачала головой:
– Нет, у нас, у карелов, есть такой обычай: человек перед смертью надевает всё лучшее.
Лида произнесла это шутливо и в то же время грустно, и Галим ничего толком не понял.
– Почему ты говоришь – перед смертью?
– Да, перед смертью, – повторила Лида.
Во время этого разговора к ним подошёл Верещагин, которого очень беспокоило ранение Галима. Урманов передал ему Лидины слова.
Убедившись, что Галим ранен легко, Верещагин поддержал товарища:
– Пустое… Назло врагу нам жить надо!..
Покраснев, Лида рассматривала его с наивным любопытством. Она видела, как моряки слушаются Верещагина, хотя он не был старшим по званию, и чувствовала большую душевную силу в этом богатырском теле.
Лида согласилась сменить на более подходящий свой праздничный, теперь изрядно потрёпанный наряд. Кто-то снабдил её гимнастёркой, кто-то брюками, Галим дал ей ботинки на толстой подошве. В первый же день она натёрла ими ноги.
– Вот какие твои ботинки! – пеняла она. – Совсем без ног осталась. Придётся тебе, Галим, тащить меня на спине.
– Что ж, мне станет не под силу – попрошу Верещагина, – улыбнулся Галим и увидел, как смутилась Лида.
– Ты знаешь, я боюсь его, – сказала она.
– Он не медведь, не укусит.
На привале Лида, отойдя в сторону, сняла ботинки и начала мыть ноги в холодной родниковой воде. Она прикусила губу, на глазах от боли выступили слёзы. Вдруг она услышала шаги.
– Подождите, сюда нельзя! – покраснев, как анисовое яблоко, крикнула она.
Читать дальше