Ивлин Во - Когда шагалось нам легко

В лиссабонской церкви Сан-Роке я подумал: только с изобретением фотографии перспектива перестала считаться искусством.

Отплывали мы ближе к ночи. Наутро море встретило нас неприветливо: с берега дул холодный ветер, а когда стемнело и мы зашли в Бискайский залив, началась небольшая качка; многим это причинило серьезный дискомфорт. Во время обеда подавляющее большинство пассажиров предпочло выйти на палубу и подкрепиться галетами, запивая их четвертинками шампанского. Качка утихла лишь ближе к вечеру, после того как мы обогнули мыс Финистерре.

За пределами Бискайского залива море было спокойным, но мы то и дело попадали в полосы тумана, отчего пароход снижал скорость. Поговаривали, что в следующий порт захода мы прибудем с опозданием на сутки.

Вечером в каюте капитана собралась тесная компания: свободные от вахты офицеры, двое-трое пассажиров-скандинавов и я; мы поднимали тосты за здоровье друг друга и обменивались приглашениями в свои страны. Через некоторое время я вышел с бокалом шампанского из ярко освещенной каюты на темную шлюпочную палубу. Чистое ночное небо было усыпано звездами. Сейчас уже не вспомню, по какой причине, но я метнул свой бокал за борт и смотрел, как он на миг завис в воздухе, будто утратив свою динамику, и был подхвачен ветром, а потом затрепетал и скрылся в морском водовороте. Отчасти этот поступок, породивший новое движение, внезапный, совершенный в полном одиночестве, в темноте, наполнился для меня каким-то труднообъяснимым смыслом и связался с выспренними, неопределенными чувствами, кои вызывает возвращение домой.

И впрямь, возвращение в родные края, даже после очень краткого отсутствия, – это своего рода эмоциональный заряд. Уезжал я глухой зимой, а возвращался на исходе весны, в то самое время года, когда Англия мила сердцу, как никогда.

Стоя на шлюпочной палубе, я вглядывался в очередную полосу тумана. Машинное отделение выполнило команду «Малый вперед», а затем и «Самый малый»; через каждые тридцать секунд жалобно взвывал туманный горн.

Через двадцать минут туман вновь рассеялся, и судно, набирая ход, устремилось вперед под звездами.

В ту ночь я не раз просыпался от звуков горна, разрезавших влажный ночной воздух. До чего же обреченными были те звуки – не иначе как предвестники скорой беды; да и то сказать, Фортуна отличается постоянством: эта богиня всегда вершит свои дела справедливо и неотвратимо, дабы очень большое счастье никому не доставалось на очень большой срок.

В предрассветный час 19 октября 1930 года лайнер «Азэ-ле-Ридо» уже вошел в порт Джибути, а те двое все еще танцевали. Музыканты несчастного квартета, пропотевшие в плотных смокингах из альпака, давно убрали инструменты в футляры и ретировались в свою душную каюту, затерянную где-то в корабельных недрах. Юнга-аннамец драил палубу, заталкивая в шпигаты размокшие комья серпантина. Двое или трое стюардов снимали декор – флаги расцвечивания и гирлянды разноцветных лампочек. Из пассажиров на палубе задержалась только одна пара: девушка-полукровка, второй класс до Маврикия, и офицер Французского иностранного легиона. Под музыку, доносившуюся из переносного патефона, их ступни медленно скользили по мокрым доскам; танцующие время от времени останавливались и разжимали объятия, чтобы подзавести пружину и перевернуть единственную пластинку.

Минувшие двое суток изнурительной жары не помешали проведению судового en fête [63] Мероприятия (фр.) . . Пассажирам предлагались палубные игры, детишкам – бег наперегонки; за пару франков можно было приобрести лотерейный билет и выиграть какой-нибудь приз из ассортимента судовых магазинов: бутылку вермута, флакон одеколона, жестянку табака, коробку конфет, ветку коралла или узорчатый мундштук из Порт-Саида. Организаторы даже устроили аукцион, выставив на торги фотопортрет маршала д’Эспере [64] Франше д’Эспере (1856–1942) – представитель высшего военного командования Франции, член Французской академии. На церемонии коронации Хайле Селассие возглавлял делегацию от Франции. с автографом: этот лот ушел за 900 франков и под бурю оваций был вручен какому-то фотокорреспонденту. Один из пассажиров демонстрировал фильм: на экране, который непрерывно трепало горячим морским ветром, мелькали робкие световые пятна; в полном разгаре была игра «конные скачки», где каждый шаг вперед определяется броском кубика, между игроками заключаются пари, а по поводу результатов разгораются жаркие споры; в палубном баре французские чиновники со своими семьями то и дело заказывали шампанское и угощали других – одной бутылки хватало человек на шесть-восемь. Праздник достиг кульминации в последний вечер, когда состоялся костюмированный ужин, затем концерт и, наконец, бал.