Ивлин Во - Когда шагалось нам легко

Мы приехали в Кану Галилейскую, где маленькая девочка торговала вином в кувшинах. Кувшины были подлинные, времен таинства превращения воды в вино. Для кого они слишком велики, тому она вызывалась живо принести из дома поменьше; ясное дело, такие же подлинные. Дальше мы направились в Тиберию, рыбацкий городок с кубиками домов на берегу Галилейского моря [29] Другое название: Тивериадское или Генисаретское озеро. . Там находились руины какой-то крепости, а также горячие минеральные источники, питавшие белые, увенчанные куполом общественные бани. Туда нас и повели. Во внутреннем дворе проходило нечто вроде пикника; арабская семья, сидя прямо на земле, подкреплялась лепешками и изюмом. В банях было темно; нагие купальщики возлежали в клубах пара, не замечая нашего вторжения. Обедали мы в Назарете – в отеле, который держали немцы: нам подали омлет, рубленые бифштексы, свинину и весьма посредственное вино под названием «Золото Яффы». За время обеда дождь прекратился. Мы отправились на экскурсию по святым местам. Нам показали пещеры: в одной произошло Благовещение, в другой некогда находилась мастерская Иосифа. Врата отворял для нас жизнерадостный рыжебородый монах-ирландец. Он, как и мы, скептически относился к пещерным предпочтениям Святого семейства.

Реакция моих попутчиков была весьма любопытной. Этот здравомыслящий клирик вызывал у них раздражение. В роли сопровождающего они ожидали увидеть человека средневекового склада: очень богобоязненного и легковерного, к которому можно относиться со скрытой насмешкой. На деле же объектом насмешки – причем со стороны Церкви – сделались мы сами. Это ведь не кто-нибудь, а мы проехали двадцать четыре мили, чтобы только опустить свою лепту в сундучок для сбора пожертвований, и таким суеверием вызвали у него легкую иронию.

У стен церкви предлагался ходкий товар: пресс-папье из оливкового дерева. К нашим ногам бросались мальчишки – чистильщики обуви. Монахиня продавала вырезанные из бумаги кружевные салфетки. Навязывала свои услуги старуха-гадалка. Пробиваясь сквозь толпу назаретян, мы возвращались к автомобилям. Наш водитель курил в одиночестве. Эта шоферня, бросил он, сплошь невежды и дурачье. С ними трепаться – только зря время убивать. Он издевательски обвел глазами купленные нами сувениры.

– Все это не представляет никакого интереса, – заявил он, – абсолютно никакого. Но коль скоро у вас возникло желание их приобрести, надо было обратиться ко мне. Я бы сторговал вам их в десять раз дешевле.

С оглушительным криком он схватил гаечный ключ и прошелся по пальцам какого-то старика, пытавшегося всучить нам мухобойку. Наша поездка продолжилась. По склонам холмов пестрели златоцветники, анемоны, цикламены. Мы попросили водителя сделать остановку, и я вышел, чтобы нарвать цветов для Джулиет.

– Да вы их не довезете, они по дороге сдохнут, – сказал водитель.

Бедняга Джеффри вместе с судовым врачом целый день занимался поисками сиделки. В конце концов они заручились услугами приземистой молодой особы неопределенной национальности: та кое-как изъяснялась по-английски и имела опыт работы в стационаре. Для начала она в течение получаса растирала Джулиет жестким полотенцем и перекатывала с одного края кровати на другой; в итоге у больной угрожающе подскочила температура. Тогда, вооружившись пилкой для ногтей, сиделка принялась соскребать налет у Джулиет с языка. Вследствие таких трудов помощницу по уходу сильно укачало, и она ретировалась к себе в каюту, а несчастный Джеффри, который сутки провел без сна, вновь остался бодрствовать, но уже на пару с горничной (к которой сиделка обращалась «сестра»). В Порт-Саиде сиделку отправили поездом восвояси. Это был ее первый выход в море. Она провела его у себя в каюте, лежа пластом на койке, но тем не менее высказала глубокое удовлетворение своим боевым крещением и обратилась к судовому врачу с просьбой о предоставлении ей штатной должности. После ее списания на берег Джеффри обнаружил у нее в каюте странный документ, написанный на фирменном листе судовой почтовой бумаги. Сверху, над эмблемой пароходства, читалась карандашная строка, нацарапанная весьма нетвердым почерком: «Пневмония (La Grippe) очень превалентное эпидемическое Заболевание весной является».

В Хайфе многие пассажиры на время распрощались со «Стеллой», дабы продолжить путь в Египет через Дамаск и Иерусалим, а по прошествии восьми дней вернуться на лайнер в Порт-Саиде. Остальные переночевали на борту, а наутро отправились поездом в Каир и Луксор. После первого дня стоянки в Порт-Саиде на борту оставались только мы с Джеффри и Джулиет, да еще двое больных. Для всего экипажа такая неделя праздности в середине круиза – настоящий подарок судьбы. Офицеры переодеваются в гражданское и едут за покупками в «Симон Арцт» [30] Симон Арцт (1814–1910) – табачный фабрикант и купец еврейского происхождения, чьим именем назван некогда самый известный универмаг эксклюзивных импортных товаров в Порт-Саиде, построенный в начале 1920-х гг. ; палубная команда и обслуга отправляются в увольнение веселыми компаниями человек по шесть-семь. Для них это, наверное, единственная возможность совершить какую-нибудь продолжительную вылазку; небольшая группа даже уехала на весь день в Каир. Те же, кто несет вахту, совершают невиданные чудеса наведения чистоты, блеска и свежести. Лайнер пополнил запасы топлива и пресной воды. На берегу в одном из кафе играл оркестр. Капитан устраивал званые обеды для официальных лиц и своих знакомых. Солнце сверкало и грело, но не припекало; мы впервые смогли с комфортом расположиться на палубе и, не кутаясь в пальто и шарфы, наблюдать за непрерывной швартовкой и отправлением больших судов по всей акватории канала.