Думаю, пришел час рассказать и его историю. Здесь ты узнаешь чуть больше, ибо язык у итальянца работает куда ловчее мозгов. Видишь ли, в труппе не принято расспрашивать друг друга о прошлом, но если кто-то решит поделиться сам, тут уж пусть не держит обиды: рассказ переходит в общее пользование. Ведь мы так же, как и береговые жители, охочи до пестрых сплетен. Да не отнекивайся, знаю, ты не прочь, иначе тебя бы здесь вовсе не было!
После рождения малыша Флавио его папаша, и прежде отличавшийся религиозностью, окончательно отрекся от мира и подался в священнослужители. Мать приняла это нелегко, и Флавио превратился в живой инструмент, при помощи которого каждый мог извлечь из обстоятельств наибольшую для себя выгоду. Мать по воскресным дням в любую погоду, будь мальчик болен или здоров, тащила его в остроконечно-темную церковь, чтобы вызвать жалость у более удачливых в браке горожанок, и сожаление – у бывшего мужа.
Для святого же отца плод его чресл вторгался в строгую обитель ладана потной вонью супружеской постели; маячил перед глазами свидетельством собственной греховной природы. Был ключом к сладострастнейшим мучениям епитимьи, позволением брать в руки плеть не только в Страстную Пятницу… Черноглазый малыш Флавио от кудрявой макушки до пяток был наполнен упреками, что бывшие муж и жена не успели высказать друг другу до того, как страх божий заткнул им рты.
Флавио рано постиг прелесть саморазрушения. Когда Карлос нашел его в вонючем Неапольском борделе, наш будущий мастер воздушных трюков походил на собирательный образ готических изображений адских пыток. Вероятно, любовь к самоистязанию передалась ему от флагеллянта-отца, но кто знает… Болтать Флавио любит, но плавает поверху, нырять же глубже – страшится. Что ж, за свою жизнь я уяснил: в безднах человеческих душ тонет любой лот, и порой лучше туда и вовсе не соваться.
О редких ночных баталиях с Раулем точно знаю я, а Карлос – догадывается, и смотрит на синяки и ссадины Флавио с тревогой. Почему Флавио выбрал человека, который готов терпеть его касания, лишь будучи до тошноты пьяным? Неужели не видит, что любви от него никогда не получить? Даже ненависть, потоком хлещущая из Рауля в такие моменты, не принадлежит Флавио. Она направлена на нечто иное, скрытое… даже от меня.
Зато я знаю, почему Карлос не пресекает эту странную связь. Потому что Яреку куда проще раз в месяц-два приложить к ушибам Флавио лед, чем каждое воскресенье зашивать свежие порезы. Красавчику нравится смотреть на собственную изнанку… За что я его так не люблю? За то, что однажды, в самом начале знакомства, Флавио, не желая расстраивать Карлоса, свалил свои свежевырезанные “стигматы” на меня! Экая, право, наглость! Решил, что если я ни разу не говорил с ним лично, следовательно, я глуп, нем, и не сумею оправдаться. Ну, умом парень не блещет, я уже отмечал. Карлос тогда посмотрел сначала на раны, а потом на меня, таким долгим взглядом… Словно бы сомневаясь. Не могу и не желаю прощать паршивцу-макароннику этого секундного колебания!
Мне нужно успокоиться, в горле пересохло. Передай-ка яблоко. Спасибо…
В общем, такого уже давненько не случалось, но во время обеда Карлос по привычке следит, не прячет ли итальяшка столовый нож в рукав.
А Рауль… После каждой своей попойки он несколько дней ходит с лицом еще более окаменелым, чем обычно (порой мне кажется, что однажды вместо человека мы найдем в его каюте горгулью), а из щели рта не вырывается ничего, кроме тяжких вздохов. Связано ли такое состояние с похмельем или чем другим? Флавио конечно, поганец и умеет получить желаемое, попробуй от него закройся – влез бы не в дверь, так в окно… Но я думаю, что Рауль давно свернул бы настырному развратнику шею, если бы действительно был против этих похожих на пытку рандеву. Возможно, он просто нашел этакий сомнительный компромисс между своими тайными желаниями и привитой с детства моралью. За буку вообще волноваться трудновато, потому что свои чувства он прячет от мира столь же виртуозно, сколь сочиняет песни. А, я не говорил? Надо же, как неловко, старость не радость… Конечно, я кокетничаю, до старости мне еще далеко! Но здесь оплошал.
Да, наш бирюк – довольно сносный композитор. Вся музыка, что исполняет крохотный цирковой оркестр, написана им, как и забавные песенки Панетты и крошки-пьески для Вольфганга и капуцинов. Пианистка очень ревностно относится к праву первой сыграть новую мелодию, они с Карлосом в этом соперничают: видишь ли, капитан порой насилует скрипку, отдавая дань венгерской части своей крови.
Читать дальше