Сергей Максимов: Бунт Дениса Бушуева

– Будем и его судить… – пообещал Берг.

Арест Бушуева произвел удручающее впечатление как в Москве, так и по всей стране. Книги его были немедленно изъяты и из продажи, и из библиотек. Несмотря на то, что он не был еще осужден, оба его дома – и в Отважном, и под Москвой – конфисковали вместе со всем имуществом.

Ананий Северьяныч вместе с полумертвой от горя Ульяновной и с внуком Алешей переехал к деду Северьяну. Было очень тесно, но другого выхода не было. Дед Северьян принял их с большой теплотой и лаской, поскольку он умел высказывать свои чувства. Сразу после конфискации дома односельчане сменили гнев на милость и уже откровенно жалели семью. Таков уж русский народ.

Елена Михайловна с Танечкой нашли приют у Павла Рыбникова.

Белецкие – и Анна Сергеевна, и сам Николай Иванович – трусливо дрожали; боялись, что за многолетнюю дружбу с Денисом и они могут пострадать. Только Варя показала себя с самой лучшей стороны. Она, тайно от мужа, отчаянно добивалась свидания либо с Денисом, либо с Ольгой Николаевной. Видя такое упорство с ее стороны, Берг вдруг разрешил ей свидание с Ольгой. У него были свои соображения на этот счет.

Но Ольга отказалась от свидания с Варей.

Делу дали необыкновенно быстрый ход. В предельно короткий срок было закончено предварительное следствие. В конце мая дело Дениса и Ольги слушалось при закрытых дверях спецколлегией Верховного Суда. Обвинялись они по многим пунктам пятьдесят восьмой статьи, в главном же обвинение сводилось к антисоветской деятельности. В материалах предварительного следствия Берг несколько смягчил обвинения против Ольги, кто знает – почему. Всего вероятнее, тут был момент личной симпатии. Что касается до Дениса, то Берг сделал все, что от него зависело, чтобы придать делу Бушуева самую мрачную окраску.

– Учитываю гнев товарища Сталина на вас… – цинично заявил он как-то на очередном допросе, пытаясь выудить у Бушуева какие-то явно нелепые признания.

Приговорили Бушуева к двадцати пяти годам заключения, с отбыванием срока наказания в отдаленных лагерях, с конфискацией всего имущества и с поражением в правах на пять лет после отбытия срока. Берг, зашедший в камеру Бушуева после суда, сказал по поводу приговора:

– Мало, мало вам дали… Я бы вас приговорил к расстрелу.

– Дождетесь своего… – мрачно ответил Бушуев.

– Конечно, лагерек я вам выхлопочу повеселее, так что неизвестно, что лучше: расстрел или этот лагерек… – сообщил Берг с таким видом и таким тоном, словно сообщал Денису что-то необыкновенно приятное. – Ну, может быть, год протянете – за больший срок не ручаюсь. Но неприятно, знаете, – вши, тоска, непосильный труд… Нет, расстрел лучше, что ни говорите. Так что вы не сердитесь на меня: в данном случае я поступаю, как великий гуманист.

– Жаль, что я не кокнул в Кремле одного такого великого гуманиста… – вздохнув, посетовал Бушуев. – Там, кажется, довольно удобная пепельница стояла на этот случай.

– Да вам что волноваться-то по этому поводу! – рассмеялся Берг. – Врагов у него много… Вы думаете, нам он, что ли, доверяет, верным псам его? Или – любит? Ничуть не бывало! Боится, пожалуй, больше, чем кого-либо другого… Но такой уж мы народ странный – служим все-таки хорошо, не за страх, а за совесть… Ведь вы смотрите: нашего-то брата он подряд режет. Ягоде голову срезал? Срезал! Ежову, Николаю Ивановичу, Царствие ему Небесное, срезал? Срезал! Лаврентию Палычу со временем тоже срежет. К этому же времени очень может быть, что я займу его пост… Ну, и что вы думаете?..

Бушуев с необыкновенным интересом взглянул на Берга и, подмигнув, спросил:

– Срежет?

– Конечно… – поспешно, с оттенком даже какой-то радости ответил Берг.

– И… и несмотря на такую уверенность в невеселом конце своем, вы примете высокую честь и покорно займете пост наркома?

– Конечно.

Бушуев прошелся по камере и тихо сказал:

– А вы у психиатра когда-нибудь были?

Берг презрительно фыркнул, достал массивный портсигар и предложил Денису папиросу. Бушуев отказался.

– Нет, мне незачем идти к психиатру… – тихо ответил Берг после небольшого раздумья. – Мой мозг покрепче вашего. Но вы никогда не поймете, что значит власть, что значит упоение властью… И если меня завтра назначат наркомом, и всего только на один день, а там – смерть, я, конечно, ни секунды не буду раздумывать… Да ведь это не ново: платил же когда-то любовник своею жизнью за одну ночь с возлюбленной.