Висенте Бласко-Ибаньес - Обнаженная

– Это я.

– Вы?.. Ты?..

Онъ не сразу могъ оправиться отъ волненія, страха и смущенія.

– Садись, – произнесъ онъ холодно,

Она сѣла на диванъ, а онъ остался стоять передъ нею.

Оба глядѣли нѣсколько изумленно, словно они не узнавали другъ друга послѣ разлуки, которая длилась недѣлями, а казалась имъ долголѣтнею.

Реновалесъ смотрѣлъ на нее холодно, и тѣло его не испытывало животной потребности, какъ-будто графиня была чужимъ человѣкомъ, отъ котораго желательно поскорѣе избавиться. Его удивляла зеленоватая блѣдность ея лица, презрительная складка губъ, жестокій, блестящій взглядъ и горбатый носъ, почти встрѣчавшійся съ губами. Графиня была сильно раздражена, но жестокое выраженіе исчезло изъ ея глазъ, какъ только она взглянула на друга.

Инстинктъ женщины успокоился съ перваго взгляда. Реновалесъ тоже измѣнился въ своемъ одиночествѣ. Длинные волосы и нечесанная борода обнаруживали въ немъ озабоченность и поглощеніе всѣхъ его мыслей одною неуклонною идеею, которая заставляетъ забывать о внѣшности.

Ревность графини мигомъ разсѣялась. Она подозрѣвала, что онъ увлекся другою женщиною, съ истиннымъ непостоянствомъ художника, и пришла, чтобы накрыть его на мѣстѣ преступленія. Она знала внѣшніе признаки влюбленности, потребность прихорашиваться, нравиться и доводить заботы о внѣшности до крайности.

Она разглядывала его неряшливый туалетъ довольными глазами, останавливаясь на грязномъ платьѣ, запущенныхъ рукахъ, отросшихъ ногтяхъ, выпачканныхъ красками, и на всѣхъ подробностяхъ, обнаруживавшихъ отсутствіе всякихъ заботъ о внѣшности. Несомнѣнно, что художникъ увлекся какою-нибудь кратковременною причудою, упорною прихотью. Взглядъ его сверкалъ лихорадочнымъ блескомъ, но не оправдывалъ ея подозрѣній.

Несмотря на эту успокаивающую увѣренность, Конча была склонна расплакаться, и заранѣе приготовленныя слезы съ трудомъ сдерживались ею на краю вѣкъ. Она поднесла руку къ глазамъ и откинулась съ трагическимъ видомъ въ уголъ дивана. Она была очень несчастна и глубоко страдала, проведя нѣсколько ужасныхъ недѣль. Что это такое въ самомъ дѣлѣ?.. Почему исчезъ онъ безъ единаго слова, безъ объясненія, когда она любила его сильнѣе, чѣмъ когда-либо, когда чувствовала себя способною бросить все, устроить огромный скандалъ и переселиться къ нему, чтобы быть его подругою и рабою?.. А письма, ея бѣдныя письма, даже не распечатывались, точно она была надоѣдливою просительницею и обращалась за подачками. А она-то провела столько безсонныхъ ночей, изливая въ этихъ письмахъ всю свою душу!.. Въ тонѣ ея звучало оскорбленное чувство писателя, горькое разочарованіе по поводу того, что остались неизвѣстными всѣ тѣ прелести, которыя она переносила на бумагу, съ довольною улыбкой, послѣ долгаго раздумья! О, эти мужчины! Какіе они жестокіе эгоисты! He стоятъ они женской любви!

Графиня продолжала плакать, и Реновалесъ глядѣлъ ня нее, точно на другую женщину. Она казалась ему теперь смѣшною. Слезы безобразили ее, согнавъ съ ея лица безстрастную улыбку красивой куклы.

Маэстро попробовалъ оправдываться, но не горячо, безъ особеннаго желанія убѣдить подругу и только, чтобы не показаться жестокимъ. Онъ много работалъ; пора было вернуться къ прежней трудовой, плодотворной жизни. Она забыла, видно, что онъ – художникъ съ довольно крупнымъ именемъ и имѣетъ свои обязанности передъ обществомъ. Онъ не принадлежалъ къ числу тѣхъ молодыхъ господъ, которые могли посвящать ей цѣлые дни и проводить всю жизнь у ея ногъ, точно влюбленные пажи.

– Надо быть серьезнымъ, Конча, – добавилъ онъ холодно-педантичнымъ тономъ. – Жизнь не игрушка. Я долженъ работать и работаю. Я и самъ не помню, какъ давно не выхожу уже отсюда.

Она сердито встала, отвела руки отъ глазъ и обличительно взглянула на него. Онъ лгалъ. Онъ выходилъ изъ дому, но не нашелъ нужнымъ ни разу зайти къ ней.

– Ты просто желаешь порвать со мною… Если бы ты зашелъ хоть на минутку, Маріано, чтобы дать мнѣ возможность убѣдиться въ томъ, что ты не измѣнился и попрежнему любишь меня. Но ты много разъ выходилъ изъ дому; тебя видѣли на улицѣ. Ты достаточно извѣстенъ въ Мадридѣ, чтобы не пройти по улицѣ незамѣченнымъ. По утрамъ ты ходилъ въ музей Прадо. Публика видѣла, какъ ты часами не сводилъ глазъ, точно идіотъ, съ одной картины Гойа, изображавшей голую женщину. Опять къ тебѣ возвращается прежняя манія, Маріано!.. Тебѣ и въ голову не пришло зайти ко мнѣ или отвѣтить на мои письма. Сеньоръ важничаетъ и доволенъ тѣмъ, что его любятъ. Онъ позволяетъ людямъ преклоняться передъ нимъ, точно онъ – кумиръ ихъ, и увѣренъ, что его будутъ любить тѣмъ больше, чѣмъ грубѣе онъ съ людьми! О, эти мужчины! Эти художники!