Александра Коллонтай - Свобода и любовь (сборник)

Видит Василиса собрание кооператива. Шумное, горланистое, беспокойное. Булочники – народ неугомонный, напористый, неподатливый. Председателем Владимир. Он один в вожжах их держать умеет. С трудом, а держит. На лбу жилы от натуги вздулись, а на своем настоял. Не видит он, что Вася пришла, сидит она скромненько у стенки, наблюдает.

Провели резолюцию недоверия Временному правительству, а кооператив в руки рабочих забрать. И тут же правление свое выбрали – пайщиков, членов Городской думы, буржуев вычеркнуть и взносы их аннулировать. Отныне кооператив не «городской», а пекарей и приказчиков в кооперативе.

Но меньшевики тоже не дремали. Послали своих человечков оповестить кого следует.

Уже собрание расходиться собралось, только правление заседать оставалось. Вдруг в дверях, извольте радоваться! Комиссар-меньшевик, главная власть в городе, ставленник Керенского. А за ним лидеры меньшевиков и эсеров. Увидал их Владимир, и заиграл лукавый огонек в глазах.

– Товарищи! Собрание объявляю распущенным. Остается заседать правление кооператива революционных пекарей. Завтра общее собрание, чтобы дела обсудить… А теперь по домам. – Спокойно и твердо звучит голос Владимира. Публика шумно встает.

– Постойте! Постойте, товарищ! – несется раздосадованный голос комиссара. Прошу не распускать собрание…

– Господин комиссар, вы опоздали. Собрание уже распущено. А если желаете познакомиться с нашими резолюциями – пожалуйте, вот они! Мы собрались к вам делегацию послать для переговоров… А тут вы сами явились. Это еще лучше. Так и следует по-революционному, пора приучить, что не организации к правительственным чиновникам с донесениями бегают, а чиновники сами за справками в рабочие организации ходят.

Стоит Владимир, бумаги собирает, а глаза из-под лучистых ресниц бесенком играют, смеются…

– Правильно! Правильно! – раскатывается по зале.

Многие смеются. Пробует комиссар протестовать. К Владимиру вплотную подошел, волнуется, надрывается. А Владимир стоит себе невозмутимый такой, только глаза смеются, и голос его громкий да четкий. На весь зал слова его, ответы комиссару, разносит. Публика хохочет. Аплодирует Владимиру. Очень понравилось, что Владимир комиссара пригласил на вечеринку, справить переход кооператива от буржуев к пекарям.

Молодец Американец! За словом в карман не полезет!..

Так ни с чем ушел комиссар. Грозил «силу применить»…

– Попробуйте! – сверкнув глазами, бросил Владимир, и зал подхватил: «Попробуйте-ка! Попробуйте!»

Грозно стало в зале. Комиссар с меньшевиками через боковую дверь улизнули.

А в зале долго гул стоял. Заседание правления отложили до вечера. Перекусить надо раньше. Истомился народ. С утра заседали. Двинулась и Вася к выходу с народом. А перед глазами стоит Владимир.

Невозмутимый, со смешком в глазах… И такой непохожий на всех в своем чистеньком синем пиджаке. Но уже не кажется он «барином». Сегодня она почувствовала: свой. Чем не большевик? И смелый. Такой ни перед чем не остановится. Нужно, так и под пули пойдет, ничего, что крахмальный воротник носит… И вдруг родилась у Васи не мысль, а желание: доверчиво вложить свою руку в большую руку Владимира. Вот бы с кем она в жизни пошла. Рядом. Радостно, доверчиво… Но что она значит для такого, как Владимир?… Сравнила себя Вася с Владимиром и вздохнула. Красивый, много видел, в Америке был… А она?… Дурнуша, малознайка, ничего, кроме своей губернии, не видала… Станет он на нее внимание обращать!.. Вот и сегодня не заметил…

Но не успела Вася додумать, как слышит возле себя Владимира голос:

– Мое почтение, товарищ Василиса. Ловко мы господина комиссара в пот вогнали?… Чтобы не повадно было!.. Больше сюда не явится. Будьте покойны! И резолюции наши мы им только для сведения пошлем.

Оживленный такой Владимир, весь делом горит. И Васю заразил. Разговорились. Смеются оба. Довольны. Если бы Владимира товарищи не оттащили, долго бы еще в сенях стояли, все о комиссаре да о резолюциях говорили.

– Ну, делать нечего, идти надо… Не могу больше с вами быть, товарищ Василиса. – И в голосе его слышит Вася сожаление.

Радостно дрогнуло сердце, и подняла она на него свои карие глаза, ласковые, внимательные… В них душа Васи светилась. Посмотрел в них Владимир. Затих, точно сам в них потонул.

– Товарищ Владимир! Чего застряли! Не задерживайте людей, дела-то по горло.

– Иду.

Пожал наскоро руку Васе и ушел.

А Вася пошла по городу, сама не знает куда… Улиц не видит, людей не видит… Только Владимира. Такого еще с Васей не было.