Виктор Розов - В добрый час! Гнездо глухаря

Искра.Не хочу, не хочу! Моя злоба мне нравится.

Наталья Гавриловна. У тебя не злоба, у тебя досада.

Искра.Ой, как со стороны хорошо видно!

Наталья Гавриловна. Не совсем со стороны.

Искра. Совсем.

Наталья Гавриловна. Кроме того, я буду откровенна, Искра. Он действительно никогда не любил тебя.

Искра.Не надо, мама, меня подбадривать таким способом. Откуда ты знаешь?

Наталья Гавриловна. От отца.

Искра.Он говорил что-нибудь отцу?

Наталья Гавриловна. Что ты! Но Степан любил меня, и я знаю, как выглядит человек, который влюблен.

Искра. Смешно. Почему же ты не сказала мне этого раньше?

Наталья Гавриловна. Я говорила: подумай.

Искра.Не помню.

Наталья Гавриловна. Ты не только не помнишь, ты тогда и не слышала.

Искра.У тебя есть совет?

Наталья Гавриловна. Единственный. При всех случаях не опускайся.

Искра. Думаешь, буду его умолять?

Наталья Гавриловна. Милая, ты выросла и стала для меня такой же загадкой, как и другие.

Искра.Он же ее не любит, не любит.

Наталья Гавриловна. Я понимаю тебя, девочка моя: ты отдала ему свою жизнь, ввела в дом, нянчила, любила. Ради него ты лишилась ребенка. Наверно, в этом чувствуешь и свою вину.

Искра (кричит). Замолчи!

Наталья Гавриловна (после паузы). Извини меня, Искра.

Искра.Мама, я перееду в эти комнаты, а он пусть там, там. И дверь оттуда мы запрем, забьем гвоздями. Ведь я все понимала в последнее время. В Библиотеке иностранной литературы он занимался до ночи… Ты знаешь… Ладно, я тебе скажу. Я ходила туда. Да-да… Понимала, что срам, позор, но пошла. Как простая баба, как… А, все мы на одну колоду, все простые, когда до живого дойдет.

Наталья Гавриловна. И его там не было?

Искра.Не знаю. Я вышла из метро на «Площади Ногина» и пошла по Солянке… Я еще в метро все хотела вернуться… На каждой станции говорила себе: не надо… Нет, доехала… Иду по Солянке… Ничего не вижу, на детскую коляску наткнулась. Кажется, обругали. Перешла Астахов мост, увидела здание. Оно мне страшным показалось… И все иду. Рассудок говорит: не ходи. А та самая невидимая сила тащит… Взялась за дверную ручку, и вдруг мысль мелькнула: у меня же пропуска нет. Пропуска в библиотеку. Не скажу же я вахтерше: мужа искать пришла… И, ты знаешь, я даже обрадовалась. Захлопнула дверь и побежала…

Наталья Гавриловна. Чему же ты обрадовалась?

Искра.Что не вошла. Понимаешь, я боялась его там не увидеть. А так – даже успокоилась. Там, думаю, он сидит, занимается… И вот когда он послал меня на аборт, я поняла…

Наталья Гавриловна. Не надо, Искра, милая, подержись.

Звонок телефона в кабинете.

Судаков( очнувшись, взял трубку). Да… да, это я… Из какой милиции?.. Да, Судаков Степан Алексеевич… Зачем?.. Что?.. Портфель?.. Хорошо, я понял… Понял, говорю. ( Бросил трубку, вошел в столовую.) Ну, уж с полным вас праздником! Пров в милиции. Нет, я там как дьявол верчусь, глобальные проблемы… а тут, в собственном доме!.. Требуют явиться. Я не пойду в милицию. (Жене.) Иди ты. Ты, ты иди, я не пойду. Это уже не двадцать два, это уже сорок восемь!

Наталья Гавриловна. Степа, объясни подробно.

Судаков.Что подробно? Чего тебе еще не хватает? Он там, сидит. Иди-иди, они подробно расскажут. Отнял портфель, побежал… схватили… украл… Сын – вор. (Подошел к столу, взял бутылку пшеничной водки, рюмку, потом сменил на стакан, наливает.)

Наталья Гавриловна. Степа, тебе нельзя.

Судаков.А это все можно? (Залпом выпил.)

Наталья Гавриловна. У тебя же тахикардия!

Судаков.Сдохнуть хочу. (Хочет налить вина.)

Наталья Гавриловна. Не смей! (Берет стакан.) Уймись. Сядь. (Усаживает мужа на диван, обняла, поцеловала.) Утихни. Ничего страшного не произошло, все выяснится. Какая-то ошибка, это ясно. Пров не может. Неужели ты сам не понимаешь: недоразумение.

Звонок.

(Открывает дверь в прихожей, возвращается вместе с Зоей.) Зоя, ты не с ним была? Ты знаешь, где Проша? Ну?

Зоя.Конечно. С ним была. Я сама ничего не могу понять. Вышли мы от Иры Скворчковой, у нее ночью умер отец. Я ему говорила по телефону: не ходи. А его понесло. Ему там чуть плохо не сделалось. Мужчины вообще чувствительнее женщин. Ну, плач, покойник, зеркала черным завешивают, – я понимаю. Вышли мы. Вдруг он мою руку бросил, я его под руку держала. Побежал. А впереди какой-то дядя шел в сереньком костюме, портфель у него коричневый. Он этого дядю догоняет и, я даже ничего сообразить не могла, вырывает портфель и бежит. Тот как заорет! Ну, а милиции-то сегодня полно, сами понимаете, праздник. Его хватают. Бегу туда, говорю: «Пустите, пустите…» А на меня и не смотрят. Я бегу, а его ведут. И лицо у него какое-то странное, у Прова, ничего не выражает, тупое, будто дурачком сделался. Я даже испугалась. И в милиции ему говорят: «Зачем вырывал?» А он: «Думал, там деньги». А в портфеле-то в этом две поллитровки было, сайры банка, сельдь в масле, батон белый за тринадцать копеек и полбуханки черного. И дамское, извините, белье новое, с ярлыком. Видать, в подарок нес, в гости шел. Это все там на стол выкладывали, записывали.