Хуан Гойтисоло - Остров

В киоске «Дигаме» не оказалось. «Его привезли сегодня утром, – сказал продавец, – и сразу же раскупили». Я напомнила, что они обещали оставить мне один экземпляр, и он стукнул себя кулаком по лбу. «Черт возьми! Я совсем забыл… Знаете что, приходите завтра утром, и вы получите его, не будь я Антонио. Я достану…»

Меня забавляли их вечные отговорки, и я подумала, что мы, уроженцы Малаги, явились на свет не для того, чтобы работать. Я пошла за такси и наткнулась на Серхио и Луиса, продававших вместе с другими ребятами старые номера «Нью-Йорк Тайме». Их приятели были, по-видимому, американцы, один из них, в кожаных брюках и клетчатой рубашке, предлагал прохожим золотые часы, которые, без сомнения, стянул у отца.

– Что вы здесь делаете?

Чуть живой от страха, Серхио выронил газеты, и все пустились наутек. Я пообещала расправиться с ним потом. Взяв первое попавшееся такси, я назвала свой адрес. Не успела я приехать домой, как раздался телефонный звонок.

– Allo. Je voudrais parler à Madame Estrada.

– C'est moi-même.

– Je m'excuse de vous déranger. Peut-etre avez-vous entendu parler de moi. Je suis une amie de Rafael. Nicole Vandrome…

– Oui.

– Je voudrais vous parler. Ce soir est-ce que ce serait possible?

– Bien sûr.

– Ecoutez. Rafael vient de partir à l'instant. Je suis libre toute la soirée. On pourrait peut-être dîner ensemble?

– Oui…

– Où voulez-vous qu'on se retrouve?

– Où vous voudrez.

– Disons à Mar Chica à neuf heures?

– D'accord.

– Alors, à tout à l'heure.

– À tout à l'heure. [21]

Когда я повесила трубку, сердце у меня сильно билось. Я устала за эти дни от нашей стадной жизни, и мысль о предстоящем объяснении с Николь волновала меня. Я поднялась наверх принять душ и приказала Эрминии никого ко мне не пускать. Я задремала, даже не обсохнув как следует.

Рафаэль вернулся около восьми. Я больше часа просидела перед зеркалом, и, когда спустилась, нашла его в зале, слушающим пластинку Луи Армстронга.

– Когда ты ее купил? – поинтересовалась я.

– Сейчас. На Новой улице есть прекрасный магазин. Выпьешь виски?

– Только капельку… Спасибо.

Я села на диван. Рафаэль только что побрился, его волосы пахли лавандой.

– Знаешь, давай сегодня поужинаем вместе, а?

– Не могу, – ответила я. – Я уже обещала…

– Так, так… – Рафаэль барабанил пальцами по столу. – Я здесь думал о своих стариках. Как ты их нашла?

– Как всегда. Разве что постарели.

– Лауреано очень любит тебя. Сегодня я наведался к нему, и он передавал тебе большой привет.

Хрип Армстронга заглушал его голос. Рафаэль выключил проигрыватель и продолжал:

– Мне жаль расставаться с ними.

– Расставаться? Почему?

– В обед я связался с Мадридом. Там кто-то здорово тянет Лукаса, и, если я зазеваюсь, мне придется расстаться со своим местом. Хавиер советует приехать туда на пару дней. Надо заручиться солидной поддержкой.

– Что же они теперь пришивают тебе?

– Ничего нового… Моя личная жизнь и твоя, виски, анекдоты о режиме. Словом, то, о чем болтают повсюду наши друзья… Мы плаваем в какой-то клоаке. В день, когда все это взлетит на воздух, мы захлебнемся в дерьме.

– И что же ты думаешь предпринять?

– Предпринять? Ты считаешь, что еще можно что-то предпринять? – Рафаэль смотрел на меня, словно моля о помощи. – Мы уже слишком стары, Клаудия. Если бы мне было двадцать лет…

– Сыну Мерседес нет и двадцати. Но не воображаешь ли ты, что в тюрьме ему живется лучше, чем нам?

– Нет, наверное, нет… Но я вот уже несколько дней думаю об одном и том же: если бы мы могли начать все сначала… – Он осушил стакан виски и сморщился: – В общем-то, я надеюсь, все обойдется. Мое личное дело в порядке. Немного удачи – и, быть может, я буду наконец…

– Не пей больше, Рафаэль.

– Да-да, ты права. Высшие слои общества должны подавать пример… Кстати, ты ничего не слыхала об Оропесе?

– Нет.

– Ну, это презабавно. На прошлой неделе, в годовщину свадьбы, он написал записку своей жене и бросился в метро под поезд… Кажется, у него последнее время неважно шли дела. В газете написали, что он умер, получив отпущение грехов. Разве это не великолепно?

– Это ужасно.

– Ты находишь? А по-моему, смешно. Несколько месяцев я стряпал за него статьи. – Он снова налил виски и отпил глоток. – Лучшего конца он бы не придумал.

Рафаэлю, видимо, нравилось заниматься самоистязанием. Долгое время его отчаяние вызывало во мне сочувствие, но потом я стала к нему привыкать и предпочитала пресечь зло в зародыше. Я сказала, что мне нужен ключ от машины, и встала. Рафаэль робко взглянул на меня.

– Тебе очень нужно идти?

– Да.

– Совершенно необходимо?