Хуан Гойтисоло - Остров

Грегорио подтвердил это энергичным кивком головы.

– Мисс Бентлей приехала в Испанию, чтобы научиться андалузским танцам, вы разве не знали?

– В самом деле? – проговорила Долорес.

– Я тебе говорю.

– Миллионерша, актриса и любит танцы…

– Да, – сказала мисс Бентлей.

– И влюблена в Грегорио.

– Да, – сказала мисс Бентлей.

– Она очаровательна. Поистине очаровательна.

Грегорио и девушка вновь пошли танцевать, и я поцеловала Долорес в щеку. Мы с ней понимали друг друга без слов. Мне достаточно было видеть ее улыбку и смотреть в ее светлые глубокие глаза.

– Почему бы нам не пойти в кабачок? – предложила Эллен.

Ее муж поспешил заплатить по счету, и мы направились во двор, где стояли наши машины. Роман остался танцевать с Лаурой.

Я совсем забыла о его угрозе, и, когда несколькими часами позже – мы пили в кабачке до трех ночи, и я легла разбитой – я услышала странные звуки за окном, я решила что это вор. Сдерживая дыхание, я укуталась в простыню и зажгла свет у кровати. Вор постучал пальцами по стеклу.

– Клаудия, это я.

– Кто?

– Роман.

– Что тебе надо?

– Войти.

Я объявила, что умираю хочу спать и совсем не расположена принимать гостей.

– Только на минутку.

– Ни на минутку, ни на две.

– Я тебя не трону, клянусь.

Я была очень зла на себя за трусость и сказала ему, чтобы он оставил меня в покое.

– Хватит, убирайтесь… Пошутили, и довольно.

Я немного подождала и, когда убедилась, что он ушел, открыла окно и выглянула в сад. К стене была приставлена лестница, и фонари рыбацких лодок на море напоминали огненный розарий.

Я закрыла окно и легла, но вернулась мучительная парижская бессонница, и я была вынуждена принять снотворное.

Часто случалось так, что, едва я просыпалась, меня охватывала тоска. Каждый новый день в какой-то мере напоминает пустую сюрпризную коробку, и, начиная его, я размышляла о моем равнодушии к жизни, со смешанным чувством горечи и удовлетворения замечая, что гангрена безразличия прогрессирует.

Пока шла война, как Рафаэль, так и я были готовы умереть за идею. Мы жили в мире высокой морали, и каждый день в госпитале или на фронте закалял наш героизм. Наше тело было примитивным вместилищем целого клада иллюзий и надежд и не имело для нас самодовлеющего значения. Достаточно было накормить его, напоить и дать ему отдохнуть, если оно устало, и дать ему немного любви, если оно просило. Мы грубо обращались с ним, как с чем-то предназначенным исключительно для услуг нам, не думая, что однажды придется расплатиться за прошлое и счет будет настолько велик, что оплатить его мы будем не в состоянии.

После разочарования, которое принесла победа, я решила посвятить Рафаэлю силы, которые до этого я растрачивала на служение ближнему. Это были годы упорства и лишений, в пустых комнатах, когда мы ходили в дешевые кино на окраинах и ездили в трамвае. Рафаэль работал днем и ночью, а я два года преподавала географию и историю в школе. Наши тела уже не были столь послушны, как раньше, но мы были преисполнены решимости бороться. Того, что за этим последовало, никто из нас не предвидел. Когда Рафаэль получил известность и его способности были признаны, мы обнаружили, что успех перестал интересовать нас. В Париже мы принимали почти весь свет, и нам ничего не стоило зевнуть в высоком собрании или высмеять чью-нибудь ограниченность. Наши честолюбивые стремления испарились так же, как наши идеалы.

Теперь мы хорошо ели и много пили: литр вина на каждого, омлеты, жульены и прочее, и к этому надо прибавить кампари и виски, коньяк и кальвадос и стакан «Фернет Бранка», чтобы переварить все, что мы поглотили. Спать, как в Малаге, мы разумеется, уже не могли, и ночь утомляла нас больше, чем день, – шум улицы, сердцебиение, – и мало-помалу мы привыкли к самогипнозу. Мы уже не думали о будущем, довольствуясь сегодняшним днем. Иллюзии улетучились, а дозы лекарств увеличились. Иногда, когда я размышляла над всем этим, меня бросало в дрожь.

Все утро я пролежала в постели, оставив окно открытым, а около часу дня пошла искупаться на пляж неподалеку от кабачка. Рафаэль провел ночь в Малаге. Его мать позвонила, чтобы поздравить меня с приездом, и я пообещала на следующий день навестить ее, потом взяла такси, чтобы съездить куда-нибудь выпить. В газетном киоске мне сказали, что «Дигаме» еще не поступал. «Как скоро вы его ждете?» – спросила я. «Не знаю, – ответил продавец, – возможно, сегодня вечером». Я дала ему дуро, чтобы он оставил мне один экземпляр, и, миновав цветники, пересекла площадь. В «Центральном» была Эллен со своим мужем.