Александр Володин - С любимыми не расставайтесь! (сборник)

– Это правда, что вы уезжаете? – спросил вдруг Чесноков.

– Разве я вам не говорил? – удивился Рубахин. – Пишите, пишите.

– Пишу. Зачем вы уезжаете? Неужели в Кинешме настолько лучше условия, чем у нас?

– Лучше, – сказал Рубахин. – Ну что там у вас? Предоставить мне…

Утром обнаружилось, что Рубахин не явился на работу.

Крутя в пальцах и покусывая папироску, в кабинет вошла Ласточкина.

– Ну вот, Рубахин уехал, – сказала она, не глядя на Чеснокова. – Уехал ночью, никому ни слова не сказал. Сорок лет жил в городе! Довели старика…

– Кто довел? Что случилось? – Чесноков растерялся.

– А вам и невдомек? Прелестно.

– Я не понимаю, даю вам честное слово. Я просто думал, что ему действительно так удобней. Почему я должен был ему не верить!

– Значит, все в порядке? – издевательски улыбнулась Ласточкина. – Да вы мудрец.

– В чем дело? – бледнея, официально спросил Чесноков.

– Действительно, почему-то удобно совершить подлость и неудобно сказать об этом в лицо, – усмехнулась Ласточкина. – Давайте-ка лучше начинать прием.

Она выглянула в коридор – там вдоль стены уже сидели больные, в основном, как бывает по утрам, женщины.

– Чья очередь? – спросила она.

– А я к доктору Чеснокову, – быстро сказала молодая женщина.

– Кто следующий?

Мужчина, потрепанный бессонной ночью, смущаясь, сказал:

– У меня, собственно, тоже договоренность.

Взглянув на женщину, которая сидела, держась за щеку и отвернувшись, словно не слышит, Ласточкина вернулась в кабинет, уселась в свое зубоврачебное кресло и достала книгу.

Чесноков стоял у шкафа, к которому подошел, видимо, чтобы достать инструмент. Но он забыл об этом и просто стоял.

– Там очередь, надо что-то предпринять, – сказала Ласточкина.

– Да-да, – заторопился Чесноков. – А у меня, как назло, какая-то трясучка, наверно, заболеваю…

Он отворил дверь, и молодая пациентка вошла в кабинет. Она села в кресло и зорко глядела на доктора, затем осмотрела и весь кабинет, чтобы потом можно было рассказать. Чесноков опустил спинку кресла. Девушка засмеялась.

– Откройте, пожалуйста.

От волнения она не сразу поняла его.

– Что?

И открыла рот как можно шире, по-прежнему внимательно глядя на доктора.

Чесноков направил свет, взял металлическое зеркальце.

– Что же так, – расстроился он. – Надо было лечить. А теперь придется удалять.

– А я вообще не люблю лечить. Вырвала – и забыла. Девушка снова открыла рот, пристально следя за доктором.

И все же не уследила.

– Можете идти, – сказал он. – Часика два не надо есть и пить.

– Уже?.. А где?..

– Вот он.

– Можно, я его возьму?..

Она завернула свой зуб в приготовленный платок и за неимением аудитории показала Ласточкиной:

– Ничего, ну ничего не почувствовала!

– Попросите, пожалуйста, следующего, – сказал ей Чесноков.

Она выскочила в дверь.

В кабинет вошел следующий пациент и, с любопытством глядя на Чеснокова, стал устраиваться в кресле.

…Несмотря на упомянутые переживания, Чесноков по-прежнему был одним из самых общительных и веселых жителей нашего города.

Ласточкина была по-прежнему активна и клубилась папиросным дымом, но теперь, когда профессиональная ее деятельность сократилась – пациенты не приходили даже домой, – она все свои силы устремила на заботы общественные. Впрочем, она оставляла за собой право считать, что это область более значительная и доступная не всем.

– Должен же кто-то заниматься и этим, – говорила она, живо блестя глазами и разбираясь в протоколах.

Если же ее спрашивали: «Ну как там Чесноков, это правда, что о нем говорят?», – она смешно поднимала бровь в знак некоторой иронии по этому поводу.

– Я, наверно, необъективна. Я вообще скоро уберусь из этого города, как Рубахин.

– Что вы говорите! – восклицал посетитель.

И она, озабоченно стряхивая пепел, поясняла уже серьезно:

– Что делать, видно, нам с ним тоже не сработаться…

Однажды, забавы ради катаясь на парковой карусели, Чесноков заметил, что поодаль на скамье сидит Ласточкина. Она сидела странно, словно вот-вот собиралась уйти. Совершая новый круг, Чесноков опять задержал на ней взгляд. Она была, видимо, в таком настроении, когда все равно, видит тебя кто-нибудь или нет.

Когда карусель остановилась, Чесноков слез с верблюда и подошел к ней. Она посмотрела на него рассеянно.

– Людмила Ивановна, я слышал, что вы собираетесь уезжать из нашего города. Это правда? – спросил он и присел рядом.